Яков Ершов - Подростки

— Да я не о том, — остановил его отец. — Это своим чередом. А вот насчет батьки его что ж ты молчал? Говорят, зашибает батька, над детьми издевается. А я слухом не слыхивал.

Сережа наконец понял, к чему клонит отец. Про старшего Мухина, конечно, он знал. И я знала. Жалели мы Бориса. Старались отвлечь, чем могли. А говорить? Как об этом скажешь? Не ребячье дело.

А Назар Павлович опять ко мне обращается:

— Изрядно сын меня подвел. Послушай-ка и ты, Нина. Вызывает сегодня секретарь парткома. Так и так, говорит, ты там по соседству с Мухиным живешь, всего несколько кварталов вас отделяют, на одном заводе работаете. А как он себя в семье ведет, знаешь?

Я туда-сюда, не знаю, признаюсь. Да как, защищаюсь, мне и знать, когда Мухин за оврагом живет? Хоть и несколько кварталов, а ходить мне через овраг несподручно. А он мне спокойно так отвечает: и другого ты не знаешь, что сын твой, Серега, с Мухиным Борькой друзья-приятели. Тут я его споймал: вот, говорю, это как раз досконально знаю. А он меня прямо к стенке припирает: коль это знаешь, то почему не ведаешь, что Мухин частенько домой пьяный является и над детьми с женой издевается?

Назар Павлович отхлебнул теперь уже прямо из чашки, поморщился, поднявшись, выплеснул холодные остатки в раковину и налил себе горячего чая.

— Вот, друзья мои, — продолжал он, — какая штука вышла.

Я помалкиваю. А Сережа совсем пригорюнился. Совестно ли ему, что при мне такой доверительный разговор идет, или просто обида взяла, что отца подвел, только сидит он, голову опустил, грустный. Еле сдерживается. Назар Павлович это заметил.

— Ты, Серега, не кручинься, — успокаивает. — Я больше для себя говорю. Себя ругаю. Ведь еще не все. На этом позор твоего батьки не кончился.

Назар Павлович хватил из чашки, обжегся и закашлялся.

— Ишь, сатана ее задери, невпопад у меня получается. Потому — волнуюсь. — Он посмотрел на меня, на сына. — Рассказывать, что ль, до конца?

— Рассказывай, — согласился Сережа.

Назар Павлович сердито махнул рукой:

— Ладно, хоть перед вами исповедуюсь.

Вечером секретарь парткома собрал людей. Приглядываюсь, понять не могу, что за народ. Вроде не партком, не завком. Вовсе беспартийные есть. Все мужики пожилые. И у каждого медаль на груди — за двадцатипятилетие Победы. Недавно вручали. Все носят. Тут я сообразил: участников войны пригласили, огнем крещенных.

Секретарь парткома сразу это объяснил. И такую речь закатил! Не по писаному, от души. Вот, говорит, если у вас боец ранен, а противник наседает, вы что, этого бойца бросите?

«Как можно, Андрей Архипович! — все в один голос. — Ты что нас обижаешь?»

«А как же тогда, — он в ответ, — вы Мухина бросили, своего фронтового товарища? Он с пути сбился, можно сказать, на той стороне остается».

Ну, постепенно все разъяснилось. Гудел народ, как пчелы в потревоженном улье. Разные мнения высказывались. И что пусть сам думает, что с ним возиться, каждый должен за себя отвечать.

Там еще один товарищ присутствовал, не наш, не заводской, видно, сверху. Он так нас отчитал за это «пусть каждый за себя отвечает», аж в жар бросило. Про фронт тоже вспомнил. Там, мол, друг на дружку не кивали; один за всех, все за одного — этим побеждали. А у вас, говорит, таких, как Мухин, на весь завод с десяток если найдется, не больше. Вы что, с ними справиться не можете?

Когда Назар Павлович про товарища «сверху» упомянул, я сразу поняла, что это Кирилл Петрович был у них на заводе. Но перебивать его не стала. А Назар Павлович заметил мое смущение.

— Может, неинтересно? — спрашивает. — Я не в обиде. Знаю: каждому свое.

— Нет, нет, — встрепенулся Сережа. — Рассказывай. Я давно хотел Боре помочь. Да не знал как.

— Круто в парткоме поговорили, — продолжал Назар Павлович. — Промеж себя, думал я, пообсудим и разойдемся. На том кончится. Раньше так бывало. Ан нет. Секретарь и тот, что «сверху», к одному ведут: давайте, дескать, конкретное решение. Выделили нас — чрезвычайную пятерку. Чтоб за Мухина взяться и спуску ему не давать. И я в ту пятерку попал.

Назар Павлович залпом выпил остывший чай, поставил на блюдце чашку.

— Вот так! — глянул он на нас. — Теперь я лицо ответственное. А в школе у вас порядок?

— Какой порядок! — отмахнулся Сережа. — Разбился класс на группки. Кто за Бориса, кто против. И на Тамару косые взгляды бросают.

— Тамара-то при чем? — удивился Назар Павлович.

— С нее все началось. Если б не переезд на новую квартиру…

— Сорняк найдет где прорасти.