Яков Ершов - Подростки

Папа у меня чудак. Чуть что — так кается. А ведь все знают, что он лучший токарь на заводе. Инструментальщик. Инженеры к нему за советом идут. Про это молчит.

Но мне-то от всего этого не легче. Сделал бравый вид, после обеда засел готовить уроки. Наутро в школу шел с неохотой. И словно предчувствовал: кто-то опять наш стол разделил пополам мелом. Я не обратил внимания. Думаю, ладно, посмотрим, что дальше будет. На большой перемене подходит ко мне Стасик Перепелкин:

— Хотел тебя предупредить, да вижу, сам понял: линию эту не стирай. Пускай между вами водораздел будет. Так надо.

— Кому надо?

— Нам надо. Мне.

— Я у тебя в подчинении не состою.

Но Стасик твердит свое:

— Не будь дураком, прислушайся к умному совету.

— И не подумаю.

Повернулся и ушел. А едва начался урок, взял тряпку и стер этот противный водораздел к черту. Минут пять тер, аж руки заныли. Получил замечание теперь уже от Ольги Федоровны, нашей классной руководительницы. Соседка по столу всю эту мою операцию будто и не видела. Так, глазами скосит и отвернется. Сидит, как истукан, словно ее не касается. Но я тоже выдержал марку. Молча отнес тряпку и сел на место.

После занятий за мной увязался Стасик. Что ж, думаю, отступать не буду. Сердце, конечно, немножко постукивает, но ничего, терпимо. Стасик догнал меня в сквере.

— Погоди, поговорить надо. Чего удираешь?

Голос у него скрипучий, дребезжащий.

— Почему не внял разумному совету? Я ж тебя предупреждал.

— А кто ты такой?

— Мы — общественность.

Я усмехнулся:

— Мычать и корова может.

Стасик побагровел:

— Брось самовольничать! И к Нине не лезь. Без тебя есть у нее друзья.

— Не нужна мне ваша Нина, а насмехаться над собой не позволю. И водораздел твой, если еще раз проведешь, сотру.

— Сотрешь?

— Сотру.

— Ну, сейчас ты у меня получишь.

Он выставил вперед кулаки. Я приготовился дать сдачи. Но тут из-за поворота вышли четверо наших одноклассников. Почему-то в школе их называли «братьями Федоровыми». Почему? Я так и не понял. Фамилии у них разные. Никакой ассоциации. Есть сестры Федоровы, но братья? Знаменские, еще куда ни шло. А тут… В общем, Федоровы. Маленькие, тоненькие, каждый по отдельности они ничего не стоили. Но они всегда ходили вместе, и попробуй их тронь. Четверо. Любому надают тумаков и убегут.

Поэтому с «братьями» никто не хотел связываться.

— Стасик! — окликнули они еще издали. — Мы тебя как раз ищем.

— Чего? — недовольно отозвался Стасик. Появление «братьев» расстраивало все его планы.

«Братья» подошли, замкнули нас в кольцо.

— Новенького не тронь, — сказал один из них. — Он у нас под защитой.

— Да я ничего, — отступил Стасик. — Поговорить только хотел.

— Поговорил, и хватит. Он правильно сделал. Класс одобряет.

Они увели Стасика. Чудаки. Все равно ж я бы не отступил. А теперь получалось, вроде бы я струсил.

На другой день я спросил Нину:

— Этот долговязый Стасик, кто он тебе?

— Никто.

— А чего он за тебя заступается?

— За меня все заступаются. Не запретишь же!

— Мелом-то на нашем столе он упражнялся, — сказал я.

— Чудак.

— Чего ему надо?

— А я знаю? Ненормальный.

Но мне захотелось узнать, как Нина относится к Стасику, к «братьям Федоровым», к другим мальчишкам. Я все чаще стал поглядывать на нее. Меня удивляли ее глаза. Лицо ее редко меняло выражение. А вот глаза! В них можно было увидеть все. То гнев, то радость, то доброту, то осуждение. И когда она смотрела на меня (хотя это случалось редко), в глазах уже не было злорадства, как прежде. А вот поступки ее не вязались с тем, о чем говорили ее глаза.

Прошло уже две недели, как я определился в новой школе. Все, кажется, успокоилось. И вдруг сегодня снова разразилась буря. Началось с того, что Нина получила по физике двойку. Вот тебе и отличница! Вся пунцовая прошла она от доски к столу, села на краешек скамейки, отвернулась от меня к окну. Она всегда так делала, когда была не в духе. В классе установилась гнетущая тишина. Наш физик Федор Лукич спокойно довел урок, и все вышли из класса тихо-тихо, словно чувствовали себя виновными за эту двойку. На следующий час мы перешли в географический кабинет. Нина немного успокоилась. Я все поглядывал на нее, стараясь выбрать подходящий момент, чтобы отвлечь от грустных мыслей. А она вдруг бросила ручку, повернулась ко мне и громко, на весь класс сказала:

— Не смей на меня глаза пялить! — И пристукнула маленьким беленьким кулачком по столу. — Что я тебе, новые ворота, что ты на меня, как баран, уставился?