Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

Напившись, Гуллы отвалился от чайника и некоторое время пыхтел. Потом уселся поудобнее. Огульбиби-тувелей сунулась к нему с новым чайником, он отказался:

— Некогда, во многих местах побывать надо, много нерадивых у нас развелось, забывают о нуждах Родины, о своем брюхе больше думают.

Уселся поудобнее, покрутил носком хромового сапога, любуясь, как тот поблескивает, пощелкал по голенищу и по галифе плеткой. Легонечко так пощелкал, предупреждающе.

— Война идет, люди. В первую очередь помнить об этом надо, не ждать, когда Гуллы-налогчы напомнит.

— Верно говоришь, Гуллы.

— Истина на устах твоих.

— Все помнят, только самый бессовестный человек позабыть может.

— Как думаете, куда собранное идет? — продолжал наслаждаться властью Гуллы. — У себя дома я его складываю? Все идет для фронта! Поэтому не надо заводить разговоры об отсрочке. Лично председатель райисполкома товарищ Баллыбаев вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Вы правильный человек, товарищ Гуллы Шихлиевич, вы нужный для государства человек, однако с людьми вы либеральничаете. Если кто отказывается уплатить налоги, записывайте фамилию и сообщайте мне, а я буду передавать дело в суд». Так прямо и сказал, я ничего не выдумал, можете проверить!

Он обвел присутствующих строгим взглядом. Все потупились, чувствуя себя виноватыми, даже те, у кого долгов не было. Но Гуллы не к этим обращался, он иных на примете держал.

— Я не стал тогда называть фамилии, не стал порочить своих земляков, однако, если имеются недовольные, станем разговаривать в другом месте. — Он открыл портфель, вытащил большую амбарную книгу. — Здесь, как на камне, все записано, кто сколько должен уплатить. Начнем с яшули, Атабек-ага, когда собираешься сдавать шерсть? — Его карандаш указывал на Атабек-агу, один глаз смотрел на Огуль-биби-тулевей, второй — на Ораза. — Война идет, яшули, советские воины погибают из-за того, что ты шерсть не сдаешь.

— Мы лучше тебя знаем, что война идет, — опустил голову Атабек-ага и тяжело вздохнул. — Знаем.

— Коли знаешь, не нарушай закон, цока уважением тебя не обошли. Близится такой суровый враг, как зима. В России холода не то что у нас. Фронту нужна шерсть, нужны овчины. Лично самому товарищу Баллыбаеву из самой Москвы звонили и приказали форсировать сдачу шерсти. Когда сдавать будешь, яшули? Точный день назови. У самого нет — иди к Меретли, он родственник твой, при овцах обретается, у него шерсть есть, поможет в долг. Называй срок!

Атабек-ага молчал, ковыряя кошму. Акгуль с сердцем бросила:

— Через неделю внесем, успокойся! Ты как в пословице: попросишь сильного — устыдится, попросишь труса — возгордится. Чего наседаешь, словно обидели мы тебя?

— Ну и язычок у твоей невестки, яшули! — сокрушенно помотал головой Гуллы. — Ишь как выгораживает!

— Если не я, то кто его защитит! — не сдавалась Акгуль. — Керим на фронте, по тылам в диагоналевых галифе не ошивается, шкуру с бедных людей не сдирает!

— Но-но, ты полегче, полегче, молодка, начальство знает, что кому поручить можно, что доверить… Пишу: через педелю… А за тобой, Садап, большой должок масла накопился. Когда долг гасить будешь.

Садап вспыхнула.

— Все знают, что моя корова в этом году яловая! Где молока возьму, чтобы масло сбить? Не телилась корова, чтоб у нее рога отвалились!

— На рога не ссылайся, а масло фронт требует. И обманывать не надо — сама Огульбиби говорила, что корова много молока дает, Огульбиби видела, как ты ее доила, подойник фартуком прикрывала.

— Это не она, это Набат доила, ты не так меня понял, — стала поправлять его Огульбиби-тувелей.

— Я доила, — скромно подтвердила Набат.

— Неважно! — отрезал Гуллы. — Садап тоже должна доить. Не мое дело, яловая корова или не яловая, мое дело — масло собрать, я и собираю, а откуда ты его возьмешь, меня это меньше всего касается.

— Да ты не человек, что ли! — в отчаянии вскричала Садап, которой уже не впервые пришлось сталкиваться с Гуллы.

— Я налогчы! — поднял он палец. — Понятно? Я государственный человек, а не просто человек. Телилась твоя корова или не телилась, фронту до этого дела нет, фронту нужно масло, которое ты обязана — понимаешь? — о-бя-за-на сдать!

— Вах, да понимаем мы, только взять где?..

— Раз понимаешь, то и тебе неделя сроку. Я, что ли, место быка коров ваших обслуживать должен?

Гуллы еще не понял, что сморозил глупость, как вокруг сперва прошелся легкий шелест, затем грохнул откровенный хохот.