Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

– Что он несёт? – спросила Ольгу поддатая Марина.

Та пьяно пожала плечами и помотала головой. Олега это только распалило.

– Человек без разума и нравственного стержня, суть червь! Желудочно-кишечный тракт с половыми органами и лапками. Но с разумом он может стать сверхчеловеком! В конце девятнадцатого века миру предрекали появление сверхлюдей, людей новой формации, сильных, титанов! И они появились! Первым был дитя модерна, могучий коммунизм... Титан без роду и племени, без нации... но со светлыми идеями и мощью всеобщего образования!

– Слушай, Олег, ты под чем? – осоловело спросил Борис, ещё вчера весельчак и балагур, а ныне отупевший укурок. – Совсем обдолбался, что ли?

И пьяно загоготал. Но видя, что его никто не поддержал, притих.

– Второй титан – национал-социализм, стал воплощением традиций, “кровью и почвой”, ужасным в своей мрачной эстетике. Они столкнулись лбами, потому что на Олимпе не было места двоим! И хотя в страшной битве победил первый, в итоге погибли оба. Теперь пришло время скотов? Вы – надежда нации, но у вас нет идеалов и бездумное потребление ведёт вас к скотству...

В его голосе было столько горячности и столько презрения, что они не смели перебивать его. Озаряемый оранжево-красным светом костра, чёрный силуэт его, рельефный, мускулистый, широкоплечий производил на них подсознательное впечатление гнева молодого бога. И они не находили в себе той силы, которая могла бы его силе возразить.

Когда Олег закончил свою пламенную речь, они поняли, что он чужой им. И потому никто его не окликнул, когда он, хмельной и страшный, в сердцах ломая кусты, направился в сторону леса.

Если бы они могли видеть его, то, заметили бы искажённое болью его лицо, и серебристые в лунном свете дорожки от искренних слёз. Они бы поняли, что идёт он, ослеплённый горем, идёт не разбирая дороги и не думая о направлении.

Они бы вскрикнули, увидев, как цепляясь за сухие ветки и с треском ломая их, он провалился в чёрную болотную жижу и поразились бы его то ли мужеству, то ли глупости, потому что он не издал ни звука, не позвал на помощь, а лишь угрюмо и зло растрясывал затхлую, холодную грязь, желая вылезти самостоятельно, так, как он привык решать все свои проблемы.

Когда он сгинул, оставив после себя лишь чёрные силуэты трав и кустарников, качаемых июньским ветром, да звёздное небо с белоснежной луной над ними, они спали кто где придётся, и потому видеть всего этого никак не могли.

Штуковина

Маленькие мальчики и девочки не знают, что со временем каждый из них станет в какой-то степени животным.

Всё это огромное царство с многообразием видов – просто отражение человеческих натур после окончания пубертатного периода, когда устаканивается уровень гормонов и гибкое мышление обретает жёсткую, гладко-скользкую лакированную форму. Как хитин.

Даже внешность приобретает особый оттенок, а больше всего поражают лица. Птичьи, звериные, рептильи, амфибьи и тэ пэ.

Не прав был Дарвин в том, что у нас общие предки с обезьянами.

Общие предки у нас даже с амёбами и крысами, достаточно внимательно присмотреться к многообразию видов... людей.

Сергей Зверцев не понимал лишь одного. Почему никто до него не изобрёл такую же светящуюся неоном штуковину, что с точностью калькулятора выдавала наибольший процент животного в человеке и определяло вид.

Зверцев сидел на табуретке посреди кухни, поставив ступни на планку между ножек, потягивал светлое пузыристо-пенное пиво из зелёной бутылки и смотрел на своё творение, силясь придумать ему название.

Сама машина представляла из себя небольшую зелёную коробку с гладкой трубкой, которая, если смотреть сверху, напоминала букву “С”. На передней панели машины светилась салатовая таблица с чёрными буквами, а под ней располагалась закрытая чёрной крышкой панель управления. Под ней же скрывались датчики – две присоски на тонких проводах, что прикреплялись к вискам. Две минуты и машина определяла процент. Иногда этот процент ужасал.

Зверцев проверил аппарат на большинстве приятелей и никому из них не проболтался насчёт выводов машины. Что он только не врал насчёт этих результатов! Сам же втайне пребывал в состоянии неизменного шока.

Закачанный в базу данных определитель животных выдавал даже такие виды, о которых Зверцев впервые слышал, но после, сравнивая фотографию той или иной зверушки или птички с фотографией приятеля – цокал языком от удивления. Неудивительно и факт – людей больше всего выдавал взгляд. Но одно дело догадываться и совершенно другое – знать.