Григорий Луч - И мы солдаты...

Но было уже поздно: жеребец с Лариваном на спине галопом несся по улице. Прохожие в панике шарахались в сторону. «Ой, пропал я, пропал, — мысленно прощался с жизнью Лариван. — Уж лучше бы к доске…» Ни остановить жеребца, ни спрыгнуть с него на ходу он не мог. Попытался было ухватиться за столб, стоящий на окраине деревни, но только больно ушиб руку. В конце концов он смирился со своей участью и начал легонько поглаживать жеребца по холке, как это делал дед Алексей. И жеребец вдруг сменил галоп на легкую рысь. Лариван несколько приободрился и даже принял горделивую позу. Жаль только, что он теперь далеко в поле и никто не видит, как он лихо едет. Особенно этот «девчачий король». А то тоже возомнил о себе… Ничего, он, Лариван, тоже кое-что стоит. Сейчас он отведет жеребца на конюшню, сдаст конюхам, а те потом скажут в правлении, что благодаря ему, Ларивану Петрову, удалось поймать и вернуть колхозу сбежавшего жеребца. Это вам не какие-нибудь родники и болота! Он осторожно потянул жеребца за гриву и ласково сказал: «Ну, конек, поехали в конюшню?» И конек, почувствовав дружескую руку, в ответ весело заржал! И сейчас же на конюшне откликнулись лошади, обрадованные возвращением жеребца. Но конюхов нигде не было. Может быть, они отправились на поиски?

Лариван смело спрыгнул на землю, погладил своего конька и направился в сарай. Там, на лавке, лежала уздечка. Лариван взял ее, вышел во двор и, подойдя к жеребцу, снова начал гладить его по холке. Жеребцу, видимо, эта ласка очень нравилась: он опустился на все четыре колена и начал тереться шеей о Лариванову ногу. А нашему искателю приключений того и надо было: накинув узду на жеребца, он вскочил ему на спину. Жеребец не без некоторого недоумения встал. Лариван «пришпорил» его сандалиями и завопил:

— Н-но! Поехали! Слышь, кому говорят! А то хуже будет!

Жеребец презрительно покачал головой и остался стоять на месте. Он, видимо, не любил такого обращения. Тогда Лариван выхватил из крыши сарая хворостинку и хлестнул жеребца. Его недавний «конек» не на шутку разозлился и рванул галопом, но не в ворота, а по кругу. Лариван, как акробат-наездник, стоял у него на спине, держа в руках узду.

— Н-но! На манеже Лариван Петров! — кричал он в восторге.

В конце круга жеребец сделал попытку избавиться от этого самозваного джигита: он так тряхнул крупом, что Лариван только чудом удержался на ногах. Но и это не остановило озорника. Скинув на ходу сандалии, он прочнее устроился и снова «пришпорил» жеребца:

— Н-но! Айда на улицу!

…В шестом «А» уже шел последний урок, когда на школьном дворе возник какой-то переполох. Ученики и учителя бросились к окнам и увидели всадника, гарцующего на великолепном коне. Гарцевал, собственно, не конь, а всадник, стоящий на спине коня. При этом Лариван — а это был, конечно, он — откалывал такие коленца, что дух захватывало. Увидев, что на него смотрят, он выпустил из рук уздечку, выпрямился и отсалютовал:

— Цирковой привет шестому…

Приветствие осталось неоконченным. Подброшенный мощным рывком, наездник совершил головокружительный прыжок в воздухе и шлепнулся на землю, прямо под брюхо жеребца. Тот победно заржал и, благородно перепрыгнув через поверженного врага, поскакал восвояси. Через мгновение несколько ребят во главе с Ванюком уже подбежали к неподвижно лежащему на земле Ларивану.

— Ой, он, наверное, умер, умер, — шептала Санюк, и по щекам ее ручьями текли слезы.

Но Лариван не умер. Он только здорово ушиб руку и порвал свою новенькую школьную форму. Встал сам на ноги и, не сказав никому ни слова, поплелся со двора. Санюк не скрывала своей радости.

— Ура, жив, жив! — кричала она. Взглянув на ее разрумянившееся от волнения лицо, Ванюк вдруг остро пожалел, что все это случилось не с ним…

На следующий день Лариван не явился в школу. После уроков к Ванюку подошла Марьиванна и сказала, что они сегодня пойдут к Петрову домой.

— Неблагополучно у него в семье, — объясняла учительница. — Поэтому он такой нервный.

— Он нервный? — недоверчиво переспросил Ванюк. Ему хотелось возразить, что, по его мнению, Лариван Петров не нервный, а просто безответственный тип — так отец называл людей, ставящих свои интересы выше колхозных, но он сдержался и только сказал угрюмо:

— Нельзя мне к нему, Марьиванна, у нас с ним плохие личные отношения.

— А ты не лично пойдешь, а как председатель совета отряда.

Сказать на это было нечего, и Ванюк, хорошенько дернув себя за хохолок, поплелся вслед за учительницей…