Эльвира Барякина - Заговор молчания

Вскоре Пряницкий уже был полноправным членом автоколонны. А еще через восемь месяцев он впервые пересек государственную границу СССР.

Сначала были рейсы в Польшу и Чехословакию. Потом его выпустили в Финляндию. Жаль, что никто не сфотографировал, с какими глазами Жека ходил по славному городу Хельсинки!

У этих поганых капиталистов было все: сколько хочешь маек с надписями, глянцевых журналов, купальников и бензопил! А в СССР… Жека ничего не понимал: какого черта мы до сих пор строим коммунизм, когда он уже существует? Отъезжаешь немного от Выборга — и вот он, родимый!

— Первая поездка в капстраны — самая тяжелая, — усмехался, глядя на него, Давыдыч.

Жека брел за ним по улицам Хельсинки и совершенно не ощущал никакого счастья. Он так ждал этой поездки, так рвался за границу… И для чего? Только для того, чтобы обнаружить, что бывшая провинция Российской империи бьет СССР по всем пунктам, кроме войны и космоса?

Вечером они с Давыдычем забрались в кабину МАЗа и раздавили бутылочку беленькой.

— Ответьте вы мне Христа ради: почему??? — расчувствовался Жека.

Давыдыч смотрел на него, пряча под усами улыбку:

— Вот скажи мне: на кого работает наша страна?

— Как на кого? На народ, на государство…

— А у них — на человека. Чувствуешь разницу? Они все свои силы бросают на то, чтобы человеку жилось хорошо: стиральные машинки делают, утюги разные, сковородки… А нам важнее, чтобы нас все боялись и уважали — вот мы и работаем на танки да ракеты. Тебе лично нужен танк?

— Покататься разве что… — усмехнулся Жека.

— Во! А государству нужен! Причем не для обороны (у нас на это ядерное оружие имеется), а для того, чтобы установить во всем мире социализм. А сказать по совести, на кой черт нам поддерживать кубинцев или каких-нибудь там никарагуанцев? Нам что, так важно, при каком строе они будут жить? Вон финны вообще не суются в чужие дела и горя себе не знают!

— Получается, мы тратимся на то, что, по большому счету, нам не нужно, — задумчиво проговорил Жека.

— Но дело-то не только в этом, — продолжил свою мысль Давыдыч. — Главное, нашему человеку невыгодно шевелить мозгами. У нас же равенство! Умный ты, глупый — все одно будешь получать столько, сколько тебе государство определило. Есть у нас в автоколонне механик Гришка Лапин: такие штуки придумывает — закачаешься! Я ему сто раз говорил: «Возьми патент!» А он только смеется: «Делать мне нечего — годами по чиновникам бегать!» Что ему с того патента? Медаль на грудь? Денег-то приличных ему все равно никто не заплати!.

Жека согласно кивнул:

— Все верно… Я слышал, что директора заводов как огня боятся изобретателей. Из-за них надо оборудование переделывать, персонал переучивать. А план кто выполнять будет? Начальству же не будущие прибыли, а план дорог.

— Вот поэтому и отстаем, что работаем по старинке: на голом энтузиазме да из страха перед тюрьмой, — невесело проговорил Давыдыч. — А мир-то уж давно поменялся: сейчас те живут богато, кто постоянно что-то изобретает и внедряет. Впрочем, недолго нам осталось трепыхаться-то…

— Почему? — насторожился Жека.

— Мне тут один знающий человек по секрету сказал: цены на сырье стремительно падают.

— И что?

— А то! Как думаешь, за счет чего мы еще худо-бедно держимся на плаву? Полезные ископаемые за границу продаем: нефть, газ и тому подобное. И без этих денег мы жить не в состоянии. Уже сейчас в магазинах ничего не достать, а дальше только хуже будет. Так что, если можешь, делай заначки — пригодится.

Дабы не искушать советских людей буржуйскими товарами, командировочных дальнобойщикам давали до обидного мало. А про то, чтобы поменять советские деньги на марки, даже речи идти не могло: рубли за границей совершенно не котировались.

Жека бродил по финским универмагам и чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Глаза разбегались, руки тряслись, хотелось всего, много и сразу.

Однако он подметил, что его коллеги не особо страдают от отсутствия наличности. Каждый из них что-то прикупал домой: шмотье, продукты, игрушки…

Оказалось, что советские дальнобойщики давно уже приспособились возить в Финляндию контрабандную водку и выручать за нее валюту. Спрос был бесперебойный: в финских магазинах алкоголь стоил в несколько раз дороже.

Правда, в последнее время добывать спиртное стало труднее. Партия взяла курс на беспощадную борьбу с пьянством и алкоголизмом: цены поднялись, половину винзаводов позакрывали. У магазинов выстраивались дикие очереди, мимо которых было опасно проходить: в момент открытия толпа нередко заносила прохожих внутрь.