Владимир Канивец - Крах диссидентки

Вита пригласила Арсения в гости на свой день рождения. Сказала, что будет несколько парней и девушек, свои, журналисты. Стояла осень, всюду было море цветов, и Арсений, заехав на Бессарабку, купил целую охапку таких же огненно-красных, как Витины губы, георгинов. Девушка жила не в общежитии, а у какой-то родственницы на Корчеватом, и Арсений плутал около часа, пока нашел этот переулок. Неудивительно, что она часто пропускала первую лекцию: добиралась до университета почти целый час! А поспать, как сама признавалась, любила. Вот и девятый номер дома. Во дворе загремела цепью большая собака, зарычала, будто кто-то схватил ее за горло — и задавить не мог, и отпустить боялся. Выбежала Вита, взяла Арсения за руку как маленького — из ее тонких пальцев струилось ласковое тепло, — провела мимо волкодава в свою комнату. Всплеснула руками, упав в кресло, рассмеялась.

— Чего ты? — смутился Арсений, он не удержался и сжал — правда, легонько — ее пальцы, ощутив, как они пугливо дрогнули.

— Посмотри в зеркало! У тебя от испуга волосы дыбом встали!

Арсений глянул в зеркало и невольно усмехнулся: густые каштановые волосы от ветра стояли торчком, как просяной веник. Арсений пригладил чуб руками, потому что никогда не носил с собой расчески. Но волосы все равно топорщились.

— Ой боже! — смеялась Вита. — Какие же вы, парни, неловкие! А ну давай я тебя причешу!

Она соскочила с кресла, схватила с туалетного столика расческу, подставила ладонь под Арсениев затылок и начала расчесывать — точно пряжу — густые спутанные волосы. Смеясь, спрашивала:

— Ты, наверное, никогда не причесываешься?

Арсений молчал, видел перед собой только Витино лицо, ее ярко-красные, как перезрелая вишня, губы. «А что, если я ее поцелую?» — мелькнула мысль. И его будто кто-то подтолкнул: обхватил руками ее тонкий стан и припал губами к сжатым устам. Вита испуганно отшатнулась, выпустив расческу, повисшую на Арсеньевых волосах. Какой-то миг оба стояли, растерянно глядя друг на друга. Потом Вита отступила от него на шаг и сердито молвила:

— Глупый!

И в ее голосе Арсений уловил слезы. Едва находя нужные слова, он пробормотал:

— Прости, сам не знаю, как это…

Кто знает, чем бы закончилось это «объяснение в любви», если бы не послышался громкий лай собаки.

— Это наши! — испуганно воскликнула Вита. — Посмотри в зеркало, на кого ты похож! Возьми! — ткнула она Арсению носовой платок. — Вытри губы. Господи! И этого не может сделать как следует! Разве же так снимают помаду? Дай сюда! Да быстрее, быстрее! Они уже по двору топают!

После того дня рождения Вита, встречаясь с Арсением, вела себя так, будто между ними ничего не случилось. Сначала Арсению это понравилось: и в самом деле, ведь он только прикоснулся к ее губам. Да, собственно, и не к губам, а к помаде, только и почувствовал, какие те губы жирные от помады. Но проходили дни, и настало время, когда то, что Вита и дальше продолжает относиться к нему так же, как и к другим парням, начало раздражать. Пришлось сделать открытие, о котором уже шептались Витины подруги: он ревнует Виту — значит, любит! Казалось бы, железная логика. Однако, прислушиваясь к чувствам, которые таились в душе, улавливал: ревности все же больше, чем любви. Да, она ему очень нравится! Да, он не мог оставаться спокойным, когда она смеялась где-то поблизости или стояла с каким-либо парнем в коридоре университета. Но он не таким представлял свое чувство к той единственной, какая ему суждена. Не смог бы сказать — каким, но понимал, что не таким…

Напившись крепкого чая, Арсений порывисто вскочил, с грохотом отодвинув табуретку, пошел одеваться. В редакцию! А то в этой пустой квартире замучат воспоминания. А еще надо съездить к Алеше, голосок которого уже веселым звоном наполнял душу. Вообще пора устроить мальчика в детский сад, пусть живет с отцом и матерью. Понравится это Вите или нет, необходимо так сделать. Она, вишь, махнула куда-то, будто и забыла, что у нее есть муж и сын; и не догадывается, наверно, что муж вот так слоняется по квартире, словно неприкаянный. Нет, все-таки она жестокая…

В редакции почти никого не было: умер бывший сотрудник-пенсионер, и все, кто его знал, ушли на похороны. Редактор был на месте, читал, как сказала секретарь Люся, «вторую полосу». Арсений решил зайти к нему позднее, но только двинулся к выходу, как в дверях кабинета появился редактор.

— Когда приехал? — крепко пожимая руку Арсения, спросил он.