Уильям Моэм - Десять величайших романов человечества [litres]

Вряд ли Джейн Остен написала хоть одно письмо, которое не заставило бы улыбнуться или посмеяться, и, чтобы доставить удовольствие читателю, я приведу несколько примеров, дающих представление о ее эпистолярной манере. Могу только сожалеть, что не имею возможности привести больше.

«Одинокие женщины имеют отвратительную привычку оставаться бедными, и это сильный аргумент в защиту брака».

«Подумать только! Миссис Холдер мертва! Бедняжка, она сделала единственно возможную вещь, чтобы ее перестали наконец ругать».

«Миссис Холл из Шерборна родила вчера преждевременно от испуга мертвого ребенка. Думаю, это оттого, что она случайно взглянула на своего мужа».

«Умерла миссис У. К., которую мы видели. Не знаю никого, кто бы ее любил, поэтому не испытывала сочувствия к оставшимся в живых, но теперь я полна жалости к ее мужу: уж лучше б он женился на мисс Шарп».

«Я уважаю миссис Чемберлен: она хорошо укладывает свои волосы, но других нежных чувств к ней не испытываю. Мисс Лэнгли ничем не отличается от других низкорослых девиц с широким носом, большим ртом, модным платьем и выставленной напоказ грудью. Адмирал Стэнхоуп похож на джентльмена, но его ноги слишком коротки, а фалды фрака слишком длинны».

Джейн Остен любила танцевать. Привожу несколько ее отзывов о балах, на которых она присутствовала.

«Было всего двенадцать танцев, из которых я танцевала девять, остальные пропустила только из-за отсутствия партнера».

«Там был один джентльмен, офицер из Чешира, очень привлекательный молодой человек, который, как говорили, хотел, чтобы его мне представили, но, видимо, хотел не очень сильно, ибо не приложил достаточных усилий, и мы так и не познакомились».

«Красавиц было мало, да и те выглядели не лучшим образом. Мисс Айрмонгер красотой не блистала, и только миссис Блант вызывала всеобщее восхищение. Она предстала в том же виде, что и в сентябре, – то же широкое лицо, бриллиантовая диадема, белые туфли, розовощекий муж и толстая шея».

«В четверг Чарлз Паулет устроил танцевальный вечер, к великому беспокойству всех соседей, которые, как тебе известно, живо интересуются его финансовым положением и живут надеждой на его скорое разорение. Зато его жена – глупая, злая и притом экстравагантная – полностью оправдала их ожидания».

«Миссис Ричард Харви собирается замуж, но это большой секрет, известный только половине местных жителей, так что держи язык за зубами».

«Доктор Холл в глубоком трауре – или его мать скончалась, или жена, или он сам».

Когда мисс Остен жила с матерью в Саутгемптоне, они наносили визиты, и вот что она написала Кассандре:

«Дома мы застали одну миссис Ланс, и, как она ни хвасталась, никакого потомства, кроме огромного рояля, мы не увидели… У них красивый и богатый дом, и видно, что ей нравится быть при деньгах; мы дали ей понять, что у нас самих другое положение, так что скоро до нее дойдет, что мы не заслуживаем знакомства с нею».

Одна из родственниц Джейн дала повод для сплетен из-за отношения к ней некоего доктора Манта, жена которого по этой причине уехала к своей матери. В связи с этим Джейн писала: «Однако М. – священник, и потому их взаимная привязанность, какой бы аморальной ни была, имеет благопристойный вид».

У нее был острый язычок и изумительное чувство юмора. Она любила посмеяться и любила рассмешить других. Ожидать, что такой человек – мужчина или женщина – ни с кем не поделится хорошей шуткой – требовать от него слишком многого. Но острота редко бывает удачной без щепотки злословия. В человеческой доброте нет изюминки. Острый глаз Джейн замечал глупость окружающих, их претенциозность, манерность и неискренность; к ее чести, это только смешило ее, а не раздражало. Она была слишком добра, чтобы говорить людям в лицо вещи, которые могли бы их огорчить, но не видела вреда в том, чтобы позабавиться за их счет с Кассандрой. Я не нахожу ничего злого даже в самых едких и насмешливых ее словах; в основе ее юмора, как и должно быть, лежит меткая наблюдательность и прямота.

Не раз отмечали следующее: хотя на протяжении ее жизни свершались такие судьбоносные события, как Французская революция, террор, возвышение и падение Наполеона, они не нашли никакого отражения в ее романах. За это ее обвиняли в непомерной отчужденности от реальности. Однако следует помнить, что в ее время интересоваться политикой было неприлично для женщины, политика считалась уделом мужчин; женщины даже не читали газет. И все же нет оснований считать, что если Джейн Остен не писала об этих событиях, значит, они не волновали ее. Она любила свою семью, два ее брата служили в военно-морских силах, их жизнь часто подвергалась опасности, и письма показывают, что она много о них думала. Но разве она не поступила благоразумно, не касаясь политических событий в своих книгах? Джейн Остен была слишком скромной и не предполагала, что ее романы будут еще долго читать после ее смерти, но если бы такая цель у нее была, она все равно не могла поступить мудрее, чем поступила, избегая углубляться в темы, имевшие с литературной точки зрения преходящее значение. Написанные в последние несколько лет романы о Первой мировой войне совсем не читаются. Такие романы преходящи как газеты, которые изо дня в день рассказывают нам, что происходит.