Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

— Тридцать девятого.

— Отлично! Значит, подойдет.

Марина пошла в ванную. Подивилась белизне кафеля, красоте сантехники. Вспомнила печальную участь своего унитаза и раковины и стала раздеваться. Когда она опустилась в горячую, душистую воду, ей показалось, что тело вот-вот растворится от блаженства.

«Боже мой, как хорошо», — подумала она и закрыла глаза.

Обед был накрыт в солнечной комнате с большим окном. Прислуживала домработница Дуся, домовитая толстая тетка. Марина сидела за столом, закутавшись в мягкий халат, с полотенцем на голове, завернутым тюрбаном, и пыталась осознать причину своего присутствия в этой кинематографической действительности.

Дуся поставила на стол салат.

— Давайте-ка салатика, — по-матерински сказала она, — а я пока супчик подогрею.

Света разложила на коленях белоснежную льняную салфетку.

— Ешь, Усик, не стесняйся, — сказала она, накладывая Марине полную тарелку салата, — тебе нужно сил набираться, а то вон на кого похожа стала, страшно смотреть.

— Страшно — не смотри, — огрызнулась Марина.

— Слушай, Усик, а ведь ты совершенно не изменилась. Тебе что ни скажи, сразу в бутылку лезешь.

— Да и ты все та же — совершенно не думаешь, что говоришь.

Света засмеялась. Марина тоже растянула губы в тугую улыбку.

— Что делать-то собираешься? — уже серьезно спросила Света.

— Хороший вопрос. Только ответить тебе на него я не могу.

— Почему?

— Потому что положение у меня совершенно безвыходное. Денег нет, сил, как видишь, тоже нет. Даже домой не могу вернуться — в квартире голые стены, и бабаи навестить могут, а с ними шутки плохи. Убьют.

— Кто такие бабаи?

— Да узбеки, у которых я работала.

— Неужели так серьезно?

— А ты как думала? Это тебе не Германия.

Дуся принесла суп. Горячий, с пампушечками.

— Райская у тебя жизнь, — позавидовала Марина и откусила от теплой булочки, — ничего-то ты этого не знаешь.

— Ну почему же не знаю. Я тоже новости смотрю, газеты читаю.

— Новости, газеты! — зло передразнила Марина и бросила булку на стол. — Ты хоть людей не смеши. Про мою жизнь не в газетах, а в романах писать надо. Не могу я больше, понимаешь! Осточертело мне все!

— Подожди, Марин, не отчаивайся. Чего-нибудь придумаем.

— Что ты можешь придумать?! Ты даже понять не можешь, что здесь происходит, в этой проклятой стране. Люди — звери. Все друг друга ненавидят, нищета и зависть со всех сторон!

— Марин, только не надо обобщать. Среди моих знакомых нет никакой нищеты, и зависти тоже нет.

— Ах, и ты считаешь, что ты со своими знакомыми — преобладающее большинство и что тебе жизнь в этом городе понятна? Встанешь утром, тебе кофе в постель подадут, ванну примешь душистую, а дальше — в машину и к знакомым. А у них тоже домработницы и мирные беседы за праздничным столом! — Марина нервничала, нос у нее покраснел, глаза сверкали зло и непримиримо. — А ты в метро спустись, — ехидно предложила она.

В комнату вошла Дуся, держа в руках блюдо с жареной курицей.

— Посмотри, какие там рожи ездят, — продолжала Марина. — У них же у всех маниакально-депрессивный психоз! — Марина взглянула на Дусю, тем самым призывая ее в свидетели.

Дуся одобрительно молчала.

— Им всем надо велеть паранджу надеть, чтобы не заражали своим безумием!

— Дусенька, оставьте курицу, пожалуйста, и идите, — попросила Света.

Дуся недовольно поставила блюдо на стол: в ней шевельнулась классовая гордость.

— Верно ваша подруга говорит, — проворчала она, направляясь к выходу, — ездють тут всякие.

— Слушай, мать, у меня к тебе дело есть, — заговорила Света.

— Это ясно, а то стала бы ты меня без дела в ванной купать, — Марина взяла с блюда куриную ногу.

— Хватит глупости говорить и изображать из себя класс голодных и рабов, — рассердилась Света. — Тебя никто не заставлял выходить замуж за этого дворника, на работу в кабак тоже никто не гнал. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. И нечего весь мир обвинять в собственных неудачах.

Марина положила куриную ногу на тарелку нетронутой.

— Знаешь что, я, пожалуй, пойду, — сказала она и решительно поднялась с места.

— Ну, иди, иди, — согласилась Света и принялась за еду с обидным спокойствием.

— Где моя одежда? — сверкнула глазами Марина.

— В помойке.

— Как в помойке, а в чем же я домой пойду? — растерялась Марина.

— Куда? Домой? А что ты там делать собираешься? На полу лежать, а в туалет к соседям бегать? У тебя даже на трамвай денег нет.