Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

На третьем этаже гостиницы «Интернасьональ» творилось что-то неладное. Двери многих комнат были настежь, горничные и коридорный носились взад вперед, а хозяйка, стоя в коридоре, командовала всем и вся. Такую картину и застал Равич, поднявшись по лестнице.

– Что стряслось? – спросил он.

Хозяйка была женщина крупная, с могучим бюстом, но маленькой головкой с короткими черными кудряшками.

– Так испанцы же съехали, – пояснила она.

– Я знаю. Но чего ради затевать уборку чуть ли не ночью?

– Комнаты нужны к утру.

– Новые немецкие эмигранты?

– Да нет, испанские.

– Испанские? – удивился Равич, в первый момент решив, что ослышался. – Так ведь они же только что съехали.

Хозяйка глянула на него черными бусинами глаз и снисходительно улыбнулась. Это была улыбка неподдельной иронии и житейской умудренности.

– Другие приедут.

– Какие другие?

– Которые с другой стороны. Оно всегда так бывает. – Между делом она успела прикрикнуть на пробегавшую горничную. – Как-никак мы почтенное заведение, – продолжила она не без гордости. – Постояльцы хранят нам верность. Они любят возвращаться в свои комнаты.

– Возвращаться? – не понял Равич. – Кто любит возвращаться?

– Те, которые с другой стороны. Большинство у нас уже когда-то останавливались. Кое-кого, конечно, уже поубивали. Но многие еще живы, в Беарице сидят или там в Сен-Жан-де-Луэ и ждут не дождутся, когда у нас комнаты освободятся.

– И что, они уже раньше у вас останавливались?

– Но, господин Равич! – Хозяйка явно была поражена столь вопиющей неосведомленностью. – Конечно, еще во времена, когда в Испании была диктатура Примо де Ривера [11] Примо де Ривера и Орбанеха, Мигель (1870–1930) – испанский военный и политический деятель, в 1923–1930 годах – диктатор, глава правительства Испании при короле Альфонсе XIII. . Им тогда пришлось бежать, вот они у нас и жили. А когда Испания стала республиканской, вернулись на родину, зато сюда монархисты и фашисты пожаловали. Теперь этим пришел черед возвращаться, зато те, другие, опять приедут. Ну, те, кто уцелел.

– Верно. Я как-то не подумал.

Хозяйка заглянула в одну из комнат. Там над кроватью красовалась цветная литография – портрет короля Альфонса.

– Жанна, сними это, – скомандовала она.

Горничная принесла портрет.

– Вот сюда поставь. Сюда.

Хозяйка поставила портрет на пол, прислонив его к правой стенке, и двинулась дальше. В следующей комнате обнаружился портрет генерала Франко.

– Этого тоже снимай. Поставь туда же.

– А чего это испанцы свои картины с собой не взяли? – поинтересовался Равич.

– Эмигранты вообще редко картины с собой берут, когда на родину возвращаются. На чужбине для них это утешение. А на родине кому они нужны? К тому же рамы перевозить – одно мучение, да и стекло чуть что бьется. Вот их почти всегда и оставляют.

Она прислонила к стене еще двух жирных генералиссимусов, одного Альфонса и небольшой портрет генерала Кейпо де Льяно [12] Кейпо де Льяно и Сьерра, Гонсало (1875–1951) – испанский генерал, один из военачальников франкистских войск в гражданской войне 1936–1939 годов в Испании. .

– Иконы можно оставить, – рассудила она, обнаружив в одной из комнат аляповатую мадонну. – Святые – они вне политики.

– Не всегда, – заметил Равич.

– В тяжелые времена Бог никогда не помешает. Уж сколько атеистов у меня на глазах здесь молились. – Хозяйка энергичным тычком утрамбовала свою левую грудь. – Да вот хотя бы вам – вам разве не приходилось молиться, когда совсем припрет, когда жизнь на волоске?

– Разумеется. Да я и не атеист. Всего лишь слабоверующий.

По лестнице поднимался коридорный. Он тоже тащил целую охапку портретов.

– У вас что, перемена декораций? – спросил Равич.

– Конечно. В нашем деле знаете какая деликатность нужна? Только так и создается репутация заведения. Особенно при наших-то постояльцах, которые в подобных мелочах ой как щепетильны. И то сказать: какая радость человеку от комнаты, если со стенки на него смертельный враг пялится, да еще весь гордый такой, в красках и золоченой раме? Я права?

– На сто процентов.

Хозяйка переключилась на коридорного.

– Поставь-ка их всех сюда, Адольф. Хотя нет, прислони к стене вон там, где посветлее, рядком, чтобы лучше видно было.

Коридорный, хмыкнув, принялся за работу.

– Что же вы сейчас собираетесь развесить? – полюбопытствовал Равич. – Оленей? Пейзажи? Извержение Везувия?