Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

Закуски здесь развозили на специальных столиках-тележках.

– Что желаете? – Равич взглянул на женщину. – Думаю, будет проще, если для начала я сам вам что-нибудь подберу. – Он наполнил тарелку и передал ей. – Если что-то не понравится, ничего страшного. Сейчас еще другие тележки подвезут. И это только начало.

Набрав и себе полную тарелку, он принялся за еду, стараясь не смущать женщину чрезмерной заботливостью. Но вдруг, даже не глядя, почувствовал: она тоже ест. Он очистил лангустину и протянул ей.

– Попробуйте-ка! Это нежнее лангустов. А теперь немного здешнего фирменного паштета. С белым хлебом, вот с этой хрустящей корочкой. Что ж, совсем неплохо. И к этому глоток вина. Легкого, терпкого, холодненького…

– Вам со мной столько хлопот, – проговорила женщина.

– Ну да, в роли официанта. – Равич рассмеялся.

– Нет. Но вам со мной правда столько хлопот.

– Не люблю есть один. Вот и все. Как и вы.

– Из меня напарник неважный.

– Отчего же? – возразил Равич. – По части еды – вполне. По части еды вы напарник превосходный. Терпеть не могу болтунов. А уж горлопанов и подавно.

Он глянул на Альберта. Пристукивая в такт по столу зонтиком, красная шляпка более чем внятно объясняла бедняге, почему он такая скотина. Альберт выслушивал ее терпеливо и, похоже, без особых переживаний.

Жоан Маду мельком улыбнулась:

– Я так не могу.

– А вон и очередная тележка с провизией. Навалимся сразу или сперва по сигаретке?

– Лучше сперва по сигаретке.

– Отлично. У меня сегодня даже не солдатские, не с черным табаком.

Он поднес ей огня. Откинувшись на спинку стула, Жоан глубоко затянулась. Потом посмотрела Равичу прямо в глаза.

– До чего же хорошо вот так посидеть, – проговорила она, и на секунду ему показалось, что она вот-вот разрыдается.

Кофе они пили в «Колизее». Огромный зал на Елисейских полях был переполнен, но им посчастливилось отыскать свободный столик в баре внизу, где верхняя половина стен была из стекла, за которым сидели на жердочках попугаи и летали взад-вперед другие пестрые тропические птицы.

– Вы уже подумали, чем будете заниматься? – спросил Равич.

– Пока что нет.

– А когда в Париж направлялись, что-то определенное имели в виду?

Женщина помедлила.

– Да вроде нет, ничего конкретного.

– Я не из любопытства спрашиваю.

– Я знаю. Вы считаете, мне чем-то надо заняться. И я так считаю. Каждый день себе это говорю. Но потом…

– Хозяин сказал мне, что вы актриса. Хотя я не об этом его спрашивал. Он сам мне сказал, когда я спросил, как вас зовут.

– А вы забыли?

Равич поднял на нее глаза. Но она смотрела на него спокойно.

– Забыл. Записку дома оставил, а припомнить не мог.

– А сейчас помните?

– Да. Жоан Маду.

– Я не ахти какая актриса, – призналась женщина. – Все больше на маленьких ролях. А в последнее время вообще ничего. Я не настолько знаю французский…

– А какой вы знаете?

– Итальянский. Я там выросла. И немного английский и румынский. Отец у меня был румын. Умер. А мама англичанка. Она в Италии живет, но я не знаю где.

Равич слушал ее вполуха. Он скучал, да и не знал толком, о чем с ней говорить.

– А еще чем-нибудь занимались? – спросил он, лишь бы не молчать. – Кроме маленьких ролей?

– Да ерундой всякой в том же духе. Где споешь по случаю, где станцуешь…

Он с сомнением на нее глянул. Вид не тот. Какая-то блеклость, затертость какая-то, да и не красавица вовсе. Даже на актрису не похожа. Хотя само слово «актриса» – понятие весьма растяжимое.

– Чем-то в том же духе вы могли бы попробовать заняться и здесь, – заметил он. – Чтобы петь и танцевать, французский особенно не требуется.

– Да. Но сперва надо найти что-то. Если не знаешь никого, это трудно.

«Морозов! – осенило вдруг Равича. – «Шехерезада». Ну конечно!» Морозов должен разбираться в таких вещах. Морозов спроворил ему нынешний тоскливый вечер – вот Равич ему эту артистку и сбагрит, пусть Борис покажет, на что способен.

– А русский знаете? – спросил он.

– Чуть-чуть. Две-три песни. Цыганские. Они на румынские похожи. А что?

– У меня есть знакомый, он кое-что смыслит в таких делах. Вероятно, он сумеет вам помочь. Я дам вам его адрес.

– Боюсь, это без толку. Антрепренеры – они везде одинаковые. Рекомендации тут мало помогают.

«Видно, решила, что я отделаться от нее хочу», – подумал Равич. Это и вправду было так, но соглашаться не хотелось.

– Этот человек не антрепренер. Он швейцар в «Шехерезаде». Это русский ночной клуб на Монмартре.