Уильям Берроуз - Голый завтрак [litres]

Двадцать отжиманий каждое утро. При употреблении джанка исчезает жир, а мышцы остаются почти нетронутыми. Похоже, наркоману требуется меньше ткани… Появится ли возможность выделить молекулу джанка, устраняющую жир?

Все больше в Аптеке нытья, ворчание контроля, как в сорвавшейся с цепи телефонной трубке… Потратил весь день до восьми вечера, чтобы вырулить две коробки юкодола…

Вены и деньги уже на исходе.

То и дело отключаюсь. Вчера ночью проснулся оттого, что кто-то сжал мне руку. Оказалось, это моя другая рука… Заснул, читая, и слова приобрели значение кода… Преследует навязчивая идея кодов… Есть ряд болезней, которые дешифруют кодированное донесение…

Принимаю дозу на глазах у Д. Л. Нащупываю вену на грязной босой ноге… Чувство стыда у наркотов отсутствует… Они невосприимчивы к чужому отвращению. Вряд ли чувство стыда может существовать в отсутствие либидо… Стыд наркомана исчезает вместе с его несексуальной общительностью, которая тоже зависит от полового инстинкта. Наркоман рассматривает свое тело безлично, как некий инструмент для абсорбирования среды, в которой живет, свою ткань он оценивает холодными руками торговца лошадьми. «Нет смысла и пытаться сюда колоть». – Взгляд безжизненных рыбьих глаз устремлен на развороченную вену.

Принимаю снотворные пилюли нового типа, называются «сонерил»… Сонливости не чувствуешь… Погружаешься в сон без всякого перехода, внезапно попадаешь в самый разгар сновидения… Я уже много лет нахожусь в лагере для военнопленных и страдаю от недоедания…

Президент – джанки, но в его положении нельзя употреблять джанк открыто. Поэтому он раскумаривается с моей помощью… Время от времени мы входим в контакт, и я его перезаряжаю. На взгляд случайного наблюдателя, эти контакты напоминают гомосексуальную интрижку, но в действительности возбуждение – не в первую очередь сексуальное, и кульминацией его является расставание по окончании перезарядки. Возбужденные пенисы приводятся в соприкосновение – по крайней мере, поначалу мы применяли этот метод, но точки соприкосновения изнашиваются, как вены. Теперь мне иногда приходится засовывать пенис под его левое веко. Конечно, я всегда могу раскумарить его посредством Осмотической Перезарядки, что соответствует подкожной инъекции, но это значит признать поражение. ОП на много недель приведет Президента в скверное расположение духа и вполне может ускорить атомную бойню. А за Извращенное Пристрастие Президент расплачивается дорогой ценой. Он пожертвовал всей властью и зависит от обстоятельств, как нерожденное дитя. Наркоман-Извращенец страдает от всего спектра субъективного ужаса, от немого протоплазменного бешенства, от отвратительной агонии костей. Напряженные состояния накапливаются, и в конце концов из тела вырывается чистая энергия без эмоционального содержания, бросающая его из стороны в сторону, как человека, дотронувшегося до проводов высокого напряжения. Если прерывается его связь с поставщиком перезарядки, Наркоман-Извращенец бьется в таких страшных электрических судорогах, что его кости пытаются стряхнуть с себя плоть, и он умирает, а скелет из последних сил выбирается из своего невыносимого тела и бежит прямиком к ближайшему кладбищу.

Связь между НИ (Наркоманом-Извращенцем) и ПП (Поставщиком Перезарядки) столь тесна, что они в состоянии выносить друг друга лишь в течение кратких и нечастых промежутков времени – не считая, разумеется, свиданий для перезарядки, когда процесс перезарядки затмевает весь личный контакт.

Читаю газету… Что-то о тройном убийстве на рю де ла Мерд, Париж: «Сведение счетов»… Меня все время куда-то уносит… «Полиция установила личность виновного… Пепе эль Кулито… Маленький Говнюк, уменьшительно-ласкательное слово». Неужели это и впрямь там написано?.. Я пытаюсь сосредоточиться на тексте… он распадается в бессмысленную мозаику…

Пытаясь на ощупь перебраться через поблекшую пограничную полосу на рубеже наркотского прихода, в серой, безжизненной зоне, испещренной миазматическими зияющими дырами и глубокими следами чумовых уколов, Ли обнаружил, что молодой джанки, стоящий у него в комнате в десять утра, вернулся с двухмесячной подводной охоты на Корсике и спрыгнул с джанка…

«Явился похвастать своим новым телом», – решил Ли, дрожа на утренних ломках. Он вспомнил, что три месяца назад видел, как… ах да, Мигель, спасибо… сидел в «Метрополе», отключившись над черствым желтым эклером, которым два часа спустя отравился кот, и рассудил, что, потратив столько сил на лицезрение Мигеля в десять утра, он уже вряд ли справится с непосильной работой по исправлению ошибки… («я, блядь, батраком на ферму не нанимался»), причем нынешний образ Мигеля еще долго будет помехой в глубоко перепаханных местах, подобно ненужному громоздкому предмету, который не умещается в чемодане.