Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Тут поприветствовал его дружеский голос: «Добрый вечер, Ханс! Отдыхаешь?»

То был сосед, который тут же уселся рядом с Хансом и, тоже набив трубочку, завел разговор о работах и ценах на скот на последней ярмарке.

«Слушай, Ханс, — сказал вдруг сосед, — это еще что такое? Точно не гром — на небе ни облачка. Да и не пушкари в Берне — те обычно стреляют на поле в Виле, но их там нет. Я бы видел их во вторник, когда ездил за мякиной. Вот снова, слышишь? Опять что ли в Золотурне вакханалию устраивают, но вроде ничего оттуда не слыхать».

«Ээ, сосед, — сказал Ханс, — не из Берна этот гром, не из Золотурна, да и на небе ни облачка. Ты разве не слышишь, что это грохочут господа из Ротенталя? Это к смене погоды».

«Ты прав, Ханс, — сказал сосед, — о них я и не подумал. Но расскажи-ка мне как следует, что там с этими господами? Слыхать о них мне, само собой, доводилось, как грохочут они погожими вечерами, а вот поведать о них толком мне так никто и не сумел, кроме того разве, что господа из Ротенталя шумят, когда погода должна перемениться. Но что это за господа такие, да где они проживают, этого мне никто сказать не мог».

«Еще бы, — ответил Ханс. — Об этом теперь мало кому известно. Все-то хотят выучиться, да забывают при этом, как Господь наказывает гордыню да заносчивость. А потому все и возгордились да задирают носы, а самый жалкий слуга ходит, что твой крестьянский сын, а девчонка, что еще вчера просила подаяния, выступает, будто у нее приданого на десять тысяч. Так и будет, пока Господь не собьет с них спесь и не вернет на место тех, кто возвысился».

«Да-да, Ханс, — отозвался сосед, — ты прав, так дальше продолжаться не может, каждый день одно и то же, причем, не только со слугами и девками, но и с собственными детьми. Но послушай, опять громыхает, вернее, господа из Ротенталя шумят. Если не сложно, так я хотел тебя попросить, будь другом и расскажи, что знаешь об этих господах и их забавах. Помоги скоротать вечерок».

«Охотно, охотно, сосед, только слушай. Это сейчас люди пошли какие-то странные, а раньше такие истории ходили про пляски и веселье, что коли начнут рассказывать, так и сидишь с открытым ртом, хоть голову руби — не заметишь. А сейчас, стоит лишь завести о таких вещах разговор, так уж и начинают потешаться, а ведь могли бы и послушать в удовольствие. Вместо того — как начнут о газетах да конституциях, причем говорят все одно и то же, и понимают во всем этом не так чтобы очень много.

Много сотен лет назад, а может и тысяч, это мне неведомо, было все не так, как сейчас, в юности моей еще можно было послушать о том рассказы стариков. Тогда, говорили они, жили люди не в долинах и не на равнинах, а на самых высоких горах, где теперь вечные снега, ледовые расселины да серые голые скалы.

Там-то наверху под солнцем был сад Господний, цвели самые драгоценные деревья, самые прекрасные цветы, а все горы покрывали великолепные луга. Жили там наверху богато, строили золотые города, упирающиеся в небеса замки и роскошные улицы радугами с одной горы на другую. Жил там род великанов и радовался, день ото дня процветая. Последнего из этих великанов якобы схоронили в Граухольце, и камень на его могиле еще виден. Камень этот принесла в фартуке сестра великана, которая пришла на похороны из Фрайбурга.

Внизу были леса, озера и болота, жил там только самый подлый народ в услужении у великанов — чем ниже лежала земля, тем более подлое племя там обитало, а чем выше в горы, тем более могучие попадались люди и даже с великанами схожие.

Смотри, там наверху на ледниках, что отходят от Гримзеля к Зусту, вроде бы располагалась столица, нечеловеческой красоты и роскоши. Но и там, где в Эмментале самые красивые Альпы — Напф, Арни, Рафрютти, говорят, был город ослепительно блистающий, и к высочайшим горам пролегали от него разъезжие тракты. Но посмотри на Юнгфрау, мощную и прекрасную, алмаз бернской земли. Высоко на правой ее стороне правили самые мощные из великанов — называли их ротентальцами. Там, где теперь вечные снега, была самая приятная долина, схожая с райским садом, там никогда не увядали цветы, а в густой листве всегда можно было найти золотые плоды, и тысяча источников выбрасывали высоко вверх свои воды и в серебристой этой радуге блестела долина, осиянная солнечным светом.

Там-то и стоял замок господ из Ротенталя с сотней башен и сотней ворот, выстроенный из белого мрамора, покрытый золотом, и сиял, словно золотая гора, на всю швейцарскую землю. А в замке шла такая жизнь, какая настанет в Иерусалиме, когда придет время Царства Божия. Неисчислимыми ордами ходили великаны, развлекались снаружи и внутри как только можно вообразить. Они играли в любовь и в войну, ели и пили и бродили туда-сюда под великолепными деревьями по роскошным лугам между бурлящими источниками, которые никогда не иссякали. И такой же неустанный поток с шумом нес свои воды из столицы в Ротентальский замок и обратно, так и гуляли развеселые великаны. Это была жизнь, словно осиянная вечным солнечным светом, без туч, без дождей.