Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Кантон Берн был в ту пору полем самых разных сражений, однако самой ожесточенной была война педагогическая. Будучи членом школьной комиссии кантона, учителем на курсах, которые устроил в Бургдорфе департамент просвещения, когда г-н Фелленберг [7] Филипп Эммануил фон Фелленберг (Philipp Emanuel von Fellenberg, 1771–1844) — швейцарский ученый-педагог и филантроп, агроном. Устроитель сельскохозяйственной школы, пансиона для благородных детей и учительской семинарии; его главной идеей было улучшение образования детей низших классов, «справедливое» образование для детей высших классов и соединение их в тесный союз. Занимался написанием агрономических сочинений, старался привить населению уменье пользоваться новейшими техническими изобретениями. в Хофвиле взял курс противоположный, а затем и как школьный комиссар я был в некотором роде втянут в эти войны, и не одно копье поломал в полемике с г-ном Фелленбергом. Это, а также своеобычный характер моей общины, обусловивший столь долгое ожидание и даже некоторую пассивность, пробудили во мне тягу излить мои соображения по разным вопросам на бумаге, хотя натуре моей ничто не было столь противно, как усесться за письменный стол. Натуру пришлось усмирить, в 1836 году все растущая потребность моя выразилась в появлении «Крестьянского зерцала» [8] «Крестьянское зерцало» — первый роман Готхельфа (1836). . С тех пор конца этому не видно, так что я и сам диву даюсь, как из парня, который не мог усидеть на месте, вырос этакий усидчивый писатель.

Как и к Иову, приходили к нам один за другим посланники, и новости, которые они сообщали, были одна другой хуже. Говорили о несчастье в Гамбурге, об ужасе в Париже, о том, как из заморского Сан-Доминго пришло тревожное известие с Гаити, большом острове в Вест-Индии. Это свободная республика негров, о которой раньше много ходило толков, теперь же она, поскольку никакого сообщения у нас с ней нет, почти забыта. Там-то, в глубоких подземных кавернах, которые до сих пор представляют для нас загадку, да и останутся ею впредь, произошли волнения. Очнулся ли ото сна великан, принялась ли длань Господня расчищать сии пещеры или прокладывать дорогу источникам? Этого мы не ведаем и уже не узнаем. Однако волнение это встряхнуло весь остров, земля задрожала, пошла трещинами, творения рук человеческих рухнули, стихии освободились от пут, и в неистовство впал самый страшный из зверей — человек.

Должно быть, ужасно, когда начинают ходить ходуном фундаменты домов, церковные башни качаться из стороны в сторону, а их тени беспорядочно переползать с места на место, словно хотят оторваться от предметов; тут вдруг на землю падает купол, а там — обрушивается целый дом, на улицу выскакивают люди, волосы дыбом, больные в ночных рубашках, здоровые — захватив кое-какое добро, матери с детьми на руках; тут разом гибнет толпа, а там вздыбившаяся земля погребает под собой целую семью, и вслед погибшим устремляются всё новые люди — разум их помутился из-за страха смерти, и тот, кому удалось спастись, не знает, как так получилось и куда делись остальные. Выбившись из сил, сидит он рядом со своим скарбом и, дрожа, вслушивается в утробные звуки земли — не предвещают ли они новых возмущений и не придется ли ему снова искать надежное место. И пока он прислушивается, взгляд его скользит по руинам города и ищет среди спасающихся от этого кошмара своих любимых, ищет отца или брата, ищет ребенка или мать; вот ему кажется, что он их увидел, тут под ним опять начинает дрожать земля, бешеный толчок вздымает почву, подбрасывает его в воздух, новый ужас вздыбливает его волосы, вновь гонит его прочь, к следующему надежному месту. Там ему удается перевести дух, он снова прислушивается и всматривается. Земные недра замирают, люди находят своих, бешеный стук сердец унимается. С губ слетают благодарности, но тут же налетает отчаянная банда, кровожадная, охочая до добычи, опьяненная страстью; они бесчинствуют, грабят и убивают, и то, что пощадил Господь, становится жертвой самого дикого из зверей — человека, и тот, кто думал, что спасся из разрушенного города, видит, как его спутники погибают от окровавленных рук человеческих. Но такова людская натура: стоит человеку сбросить свою личину, как облик его становится куда более звериным, чем у животных; он принимается вынюхивать прах и кровь, и при любом несчастье прорывается наружу нутро его, особенно же там, где человек страдает и предлагает брату руку помощи, но где нужда сковывает силы, которые обычно поддерживают порядок.