Виктор Пронин - Как много в этом звуке…

— Может, он и не убивал, я не могу так вот окончательно судить. Судить, уличать, доказывать — это, капитан, твое дело. Я могу только суждение высказать, предположение, умозаключение…

— Почему ты решил, что он убийца? — твердо спросил Зайцев.

— Он не сказал ни одного слова правды.

— Ты рыбу видел?

— Это не речная рыба. Это прудовая рыба. Он не мог поймать ее на рыбалке. Он мог купить ее в соседнем гастрономе. Она живая. Как он мог живую рыбу привезти домой? Он что, в ведре ее вез? Так не бывает.

— А плащ?

— А что плащ?.. Ну, подставил под душ на минутку, вот он и сделался мокрым. А в карманах сухо. Сухие карманы, — повторил бомж, словно не уверенный, что Зайцев его понял. — Он не был на рыбалке. Но все время доказывал, что был. И все время врал. Зачем ему врать, если он был на рыбалке? Зачем ему так настойчиво отрекаться от Акимовых, если ты нашел у них пачку открыток? Люди старые, одинокие, они рады любой весточке из внешнего мира… Они берегут эти открытки, перечитывают их. Какое-никакое, а все утешение… Он, наверно, не подумал, что его открытки будут хранить годами… Глупый.

— Он и сапоги приносил, показывал… Там грязь еще свежая, — неуверенно проговорил Зайцев.

— Это городская грязь. Возле речки другая… С травой, илом, навозом… А это другая. Вот, возьми. — Бомж вынул из кармана и протянул Зайцеву маленький сверток из газеты. — Грязь с его сапог… Твои ребята пусть посмотрят в свои микроскопы. Они разберутся и скажут тебе, городская она или речная. И еще… У него на пальцах следы клея… «Момент» называется. Чтобы отпечатков не оставить, подушечки пальцев смажешь, и несколько дней клей держится. С одного раза не смоешь, даже если и захочешь.

— У него вроде и свидетель есть…

— А что свидетель? Какой это свидетель? Меня кто-то попросит, я тоже смогу подтвердить все, что угодно. Ты пригласи этого Николая к себе в кабинет, потормоши его хорошенько, скажи, что на кону два убийства… Он и дрогнет. Этот Тихонов наверняка запудрил ему мозги. Дескать, загулял, у бабы был, подтверди, что на рыбалку ездил… Он и подтвердит. Но долго не продержится. Покажи ему снимки трупов, кровь, развороченное лицо старика… Дрогнет. На фиг ему в это вляпываться. Все очень просто, капитан… Тихонову сейчас надо отдалиться от Акимовых… А когда все успокоится, когда ты уже не будешь заниматься этим, он возникнет со своими правами на квартиру… Им сейчас там тесновато, а в трехкомнатной будет в самый раз…

— Неужели вот так просто можно пойти на подобное? — почти шепотом произнес Зайцев.

— А почему нет? — удивился бомж. — Люди каждый день идут на что-то подобное. Сделать аборт, убить собаку, предать друга, прогнать женщину, которая тебя любит, расстрелять стариков в затылок, в спину. Я же говорил тебе — стеснительный убийца тебе попался.

Зайцев долго молчал, глядя перед собой на дорогу, на проносящиеся мимо машины, на темнеющее уже к вечеру небо. Бомж молчал. Поездка для него оказалась утомительной, и он задремал в углу на заднем сиденье.

— И ты давно все это понял?

— Мыслишка мелькнула еще там, в квартире старика и старушки.

— Какая мыслишка?

— Когда я вышел покурить на площадку, с соседом потолковал… В день убийства старик бегал к этому соседу за водкой… Гостя, говорит, надо угостить… А у соседа оказалась только початая бутылка. Старик его заверил — неважно, дескать, сойдет. А початой бутылкой, капитан, можно приветить только близкого человека… Вот и приветил.

— У тебя все? — спросил Зайцев, как бы очнувшись, как бы вернувшись из тех мест, по которым он носился только что.

— Ты о чем, капитан? А, вспомнил… — Бомж протер глаза, поерзал на сиденье. — Еще один момент… Кафель.

— Что кафель? — сдерживая себя, спросил Зайцев.

— На балконе у него кафель. Хороший такой запас кафеля. По качеству он средненький, из дешевых, но много.

— Это хорошо или плохо?

— Смотря с какой стороны посмотреть… Если вообще для хозяина, то хорошо… А для Тихонова плохо.

— Говори, говори, Ваня… Я слушаю тебя, — сказал Зайцев раздраженно. Впрочем, это могло быть вовсе и не раздражение, скорее нетерпение.

— Я спросил у него, зачем, дескать, кафель… Говорит, на кухне возле раковины хочет обложить пару квадратиков… И красиво опять же, и стена не мокнет, и протереть всегда можно…

— И что же здесь от убийства?

— А от убийства, как ты выражаешься, капитан, количество кафеля. Там его метров тридцать! Квадратных! К большому ремонту готовится Тихонов. В его квартире столько кафеля не нужно. Для трехкомнатной квартиры приготовлен кафель. Опять, же линия ума и линия сердца на ладошке…