Филип Арда - Смертельный номер

— Это Гавкин, — представил его Костолом.

Гавкин заскулил и с довольным видом потерся о коленки мальчика.

— Я Эдди Диккенс, — сказал Эдди.

— Прости меня за грубость, — с ухмылкой извинился высокий худой преступник. — Я забыл представиться. Меня зовут Гробс…

— Это уменьшительное от Гробман, — пояснил Костолом, и Эдди снова ощутил его зловонное дыхание. — Известен тем, что вернулся живым из Австралии: а ведь почти все сосланные туда заключенные давно откинули копыта.

Это высказывание вызвало радостное оживление среди беглых преступников: они одобрительно загалдели, а Гавкин заскулил — словом, все вели себя так, как это свойственно плохим парням в книжках, когда к ним в лапы попадает новая жертва.

Эдди решил не показывать виду, что он испуган. Пускай думают, что встреча с ними не произвела на него особого впечатления.

— Я знаю человека, который умеет освобождаться из аквариумов с плотоядными рыбами, из запертых сундуков, поставленных на огонь, и даже из…

— Ты знаешь Великого Дзуккини? — спросил Костолом, поднимая Эдди за предплечье одной рукой так, будто он был не тяжелее цыпленка.

— Д-да, — неуверенно подтвердил Эдди, когда его опустили на замызганный пол посередине пещеры.

— Откуда? — поинтересовался Костолом, нагибаясь к самому носу Эдди. — И не вздумай врать.

В его словах прозвучала столь неприкрытая угроза, что у Эдди пробежал холодок по спине. И он рассказал им историю своего знакомства с эскапологом — всю, без утайки.

— Так ты не знаешь, где сейчас находится катафалк? — спросил Гробс, когда Эдди завершил свой рассказ.

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Но он мог бы найти его для нас, — сделал вывод Костолом с заметным волнением. Его дыхание участилось, широкая грудь вздымалась и опускалась, как меха гигантского горна.

Гавкин запрыгнул на булыжник и зарычал.

— Я уверен, что смогу вам помочь! — воскликнул Эдди с искренним воодушевлением: он готов был оказаться в любом другом уголке земного шара, лишь бы не здесь, с этими людьми. Вам, может быть, забавно читать об этом, однако в жизни все иначе.

— Но какие у нас гарантии, что ты вернешься, когда найдешь катафалк? — спросил Гробс.

— Хороший вопрос, — кивнул Костолом.

Гавкин удовлетворенно взвизгнул.

— Ну… я могу дать вам честное слово, — сказал Эдди, не надеясь, что его предложение произведет должное впечатление на преступников.

— Я вижу, ты джентльмен и все такое, — сказал Костолом, — но джентльмены, как правило, не чувствуют себя обязанными держать слово, когда имеют дело с такими, как мы.

— Он имеет в виду беглых преступников и подобную братию, — пояснил Гробс, глядя на Эдди. — Поэтому нам недостаточно твоего слова. Мы должны быть уверены, что ты вернешься.

— Но прежде всего я хотел бы узнать, почему вас так интересует катафалк, — сказал Эдди. — Если вы хотите выбраться из болота, для этой цели подойдет любой экипаж, была бы лошадь. Достаточно будет даже лошади, запряженной в телегу, не так ли?

В следующее мгновение Эдди почувствовал, что его поднимают в воздух за шею. Это ощущение было для него не совсем новым: этот же прием применила к нему однажды женщина по фамилии Жестокосердая. Но тот случай не шел ни в какое сравнение с нынешним; представьте себе весь ужас положения Эдди: он один среди туманного болота, в пещере, в окружении беглых преступников — и вдобавок ко всему никто не знает, где он находится.

— Не задавай дурацких вопросов, парень, — посоветовал ему Костолом.

На беду Эдди, этот человек не относился к числу персонажей, ужасных на лицо, но добрых внутри, с какими мы так часто встречаемся в книгах и кинофильмах. Мистер Костолом был ужасным во всех отношениях — как внутри, так и снаружи.

— Какие же мы дураки, черт побери! — воскликнул вдруг Гробс. — Нам нужен вовсе не катафалк. Ведь второго гроба там уже нет. Мальчик сказал, что они захоронили его…

— А людей Дзуккини вскоре после этого арестовали… Ты хочешь сказать, что тот гроб еще в земле? — вытаращил глаза Костолом. — Я думал, что они выкопали его и поставили обратно на катафалк.

— Но лошади понесли, а люди Дзуккини были арестованы… Держу пари, что он все еще под землей, на глубине шести футов. (В те времена принято было опускать гроб именно на шесть футов, хотя некоторые ленивые могильщики прекращали копать землю, углубившись на четыре с половиной фута.)