Джон Голсуорси - САГА О ФОРСАЙТАХ

Внутреннее убранство комнат отдавало дань стилю ампир [28] Ампир. — Имеется в виду господствовавший в начале XIX в. в западноевропейском искусстве стиль ампир (поздний классицизм). Первоначально термином «ампир» определялось искусство Франции периода империи Наполеона I. и Уильяму Моррису [29] Уильям Моррис (1834–1896) — английский писатель, общественный деятель и художник, один из наиболее видных представителей приобретшего известность в Англии во вторую половину XIX в. художественного объединения прерафаэлитов. Прерафаэлиты, выступая с критикой современного им буржуазного искусства, пропагандировали возвращение к старым (существовавшим до Рафаэля) идеалам и технике в живописи; известная стилизация и нарушение академических канонов были чертами, характерными для искусства прерафаэлитов. На свои средства Моррис создал журнал для прерафаэлитов и организовал мастерские по производству по рисункам художников-прерафаэлитов мебели, художественных обоев, декоративных тканей, цветного стекла, керамических изделий и т. д. В своих литературных произведениях и прежде всего в своём утопическом романе «Вести ниоткуда» Моррис развивал социалистические идеи и призывал к революционным действиям в борьбе с ненавистным ему буржуазным cтроем, но известная ограниченность его мировоззрения мешала ему стать на позиции научного социализма. Энгельс назвал Морриса «социалистом чувства». . Дом был хоть и небольшой, но довольно поместительный, с множеством уютных уголков, напоминавших птичьи гнёздышки, и множеством серебряных безделушек, которые лежали в этих гнёздышках, как яички.

На общем фоне этого совершенства вели борьбу два различных вида изысканности. Здесь жила хозяйка, которая могла бы окружить себя изяществом даже на необитаемом острове, и хозяин, утончённость которого была, в сущности говоря, капиталом, одним из средств для достижения жизненных успехов в полном соответствии с законами конкуренции. Эта утончённость, продиктованная законами конкуренции, вынуждала Сомса ещё в школе в Молборо первым надевать зимой вельветовый жилет, а летом — белый, не позволяла появляться в обществе с криво сидящим галстуком и однажды заставила его смахнуть пыль с лакированных ботинок на виду у всей публики, собравшейся в день акта слушать, как он будет декламировать Мольера.

Безупречность приросла к Сомсу и к многим другим лондонцам, как кожа: немыслимо вообразить его с растрёпанными волосами, с галстуком, отклонившимся от перпендикуляра на одну восьмую дюйма, с воротничком, не сияющим белизной! Никакими силами нельзя было заставить его обойтись без ванны — ванны тогда входили в моду; и какое глубочайшее презрение питал он к тем, кто пренебрегал ежедневной ванной!

А Ирэн могла бы купаться в придорожном ручье, как нимфа, которая рада прохладе и любуется своим прекрасным телом.

В этой борьбе, которая велась в стенах дома, женщине пришлось уступить. Так и в поединке между англо-саксонским и кельтским духом, все ещё не затихающем внутри нации, более впечатлительному и податливому темпераменту пришлось примириться с навязанным ему грузом условностей.

«И дом Сомса приобрёл очень близкое сходство с сотнями других домов, олицетворявших столь же возвышенные стремления, и стал тем, о чём говорили: „Очаровательный домик у Сомса Форсайта, такой оригинальный, милочка, по-настоящему элегантный!“

Подставьте вместо Сомса Форсайта Джемса Пибоди, Томаса Аткинса, Эммануила Спаньолетти или любого англичанина из лондонской буржуазии, выказывающего претензии на хороший вкус, и пусть убранство их домов будет несколько различным — оценка эта применима к ним всем.

Восьмого августа, через неделю после поездки в Робин-Хилл, в столовой этого дома — «такого оригинального, милочка, по-настоящему элегантного» — Сомс и Ирэн сидели вечером за обеденным столом. Горячий обед по воскресным дням был изысканно-элегантной чёрточкой, свойственной и этому и многим другим домам.

Вскоре после женитьбы Сомс издал рескрипт: «Прислуга должна позаботиться о горячем обеде по воскресеньям — все равно бездельничают, играют с утра до вечера на концертино».

Это нововведение не вызвало революции. Слуги — Сомса это всегда коробило — обожали Ирэн, которая, наперекор всем здравым традициям, признавала за ними право на слабости, свойственные человеческой природе.

Счастливая пара восседала за красивым столом палисандрового дерева не vis-а-vis [30] Напротив (фр.) , а наискось друг от друга; они обедали без скатерти — ещё одна изысканно-элегантная чёрточка — и до сих пор ещё не обменялись ни словом.