Джон Голсуорси - САГА О ФОРСАЙТАХ

— Тони, если вы в самом деле не возражаете, я положу вам голову на плечо.

— Конечно, кладите!

Голова Клер погрузилась в шарф Тони; лёгкий аромат, напоминавший ему сосновый лес в солнечный день, стал сильнее. Прямо не верится, что она рядом с ним, что голова её лежит у него на плече и что так будет ещё целых шесть-семь часов. Тони вздрогнул. Как все спокойно и прозаично! Ничто в ней не выдаёт ни страсти, ни волнения, словно он её брат. И вдруг его осенило: эта ночь — испытание, которое нужно выдержать, потому что иначе она отшатнётся и уйдёт от него. Теперь она спит. Да, по-настоящему. В этом не может быть сомнений: стоит только вслушаться в ритмический звук, издаваемый её горлом, — звук, трогательно слабый, как клохтанье птенца, немножко забавный и бесконечно дорогой! Что бы ни было дальше, одного не зачеркнёшь — он всё-таки провёл с нею ночь! Тони сидел тихо, как мышь, если, конечно, мышам случается сидеть тихо. Чем глубже Клер погружалась в сон, тем тяжелей становилась её голова и тем доверчивей она прижималась к нему. Он сидел, вслушивался в её дыхание, и чувство его к ней углублялось, превращалось в страстное желание защищать её и служить ей. А ночь, холодная, непроглядная, беззвучная, — машины по дороге больше не шли, — разделяла с ним его одиночество. Она бодрствовала и дышала, словно огромное, мрачное, всепоглощающее чудовище. Да, ночь не спит. Тони отдавал себе в этом отчёт впервые в жизни. Ночь, как и день, не знает сна. Глухая и равнодушная ко всему, она тоже наделена жизнью: она не говорит, не движется, только бодрствует и дышит. Лунная и звёздная или беспросветная и глухая, как сегодня, она всегда — великий спутник человека.

Рука Тони затекла, и Клер, словно почувствовав это, приподняла голову, хотя не проснулась. Он быстро растёр плечо и еле успел отдёрнуть пальцы, как её голова качнулась и опустилась на прежнее место. Он осторожно повернул лицо, так что губы его коснулись её волос, и опять услышал те же слабые ритмические звуки, похожие на клохтанье птенца. Затем они смолкли и на смену им пришло глубокое дыхание — признак крепкого сна. Тогда, сморенный дремотой, уснул и он.

Крум проснулся, совершенно одеревенев и не соображая, где он. Кто-то поблизости от него сказал:

— Уже светает. Тони, но ещё ничего не видно.

Он выпрямился:

— Боже правый! Неужели я заснул?

— Да, бедный мой. Я чудесно выспалась, только ноги немного затекли. Который час?

Крум взглянул на светящиеся стрелки своих часов:

— Примерно половина седьмого. Ух, все тело как иголками колет!

— Давайте вылезем и встряхнёмся.

Он отозвался голосом, который, как ему показалось, прозвучал откудато издалека:

— Итак, всё кончилось.

— Было очень тяжело?

Он сжал руками виски и ничего не ответил. Мысль, что и следующую и все другие ночи он опять проведёт без неё, была для него болезненна, как удар в сердце.

Клер открыла дверцу:

— Я немного пройдусь для разминки. А потом пробежимся, чтобы согреться. Позавтракать нам нигде раньше восьми не удастся.

Он запустил мотор для прогрева. Свет медленно разливался по лесу; ствол берёзы, под которой они провели ночь, уже выступил из мглы. Затем Тони тоже вылез из машины и дошёл до дороги. Её унылая одинокая полоска терялась в лесу, все ещё сумеречном и туманном, непроницаемом и таинственном. Ни ветерка, ни звука! Тони чувствовал себя как Адам, безвинно выставляемый за ворота рая. Адам! Этакий чудаковатый, учтивый, чистенький субъект с бородкой, мужчина до грехопадения, проповедникдиссидент с ручной змеёй, яблоком познания и секретаршей, целомудренной и нестриженой, как леди Годива!

От ходьбы кровь в жилах Тони побежала быстрей. Он вернулся к машине.

Клер, стоя на коленях, приводила в порядок волосы с помощью карманного зеркальца и гребёнки.

— Как самочувствие. Тони?

— Прескверно. Нам пора. Позавтракаем в Мейденхеде или Слау.

— А почему не у меня дома? В восемь мы уже приедем, а кофе я варю прекрасно.

— Отлично! — согласился Крум. — Тогда я всю дорогу буду выжимать пятьдесят миль в час.

Ехали они очень быстро и говорили мало. Оба были слишком голодны.

— Тони, пока я приготовлю завтрак, вы успеете побриться и принять ванну. Сэкономите таким образом время и поедете обратно свежим. А я выкупаюсь позже.

— Знаете, лучше поставить машину в гараж, — сказал Крум, миновав Мраморную арку. — Возвращайтесь-ка домой одна. Приехать так рано вдвоём на машине — значит возбудить подозрения. Наверно, шофёры уже вышли на работу. А я буду у вас через десять минут.