БАТТИСТА. Раз ты этого хочешь, Лионардо, а мы не менее того желаем пойти тебе навстречу, ты должен научить нас тем вещам, которые пригодны для нашей семьи, и тогда, узнав о них с твоей помощью, мы сможем с большей легкостью исполнять твою волю и наш долг, и оправдывать ожидания близких. Если тебе приятны наши занятия, которые близки твоим желаниям, и если ты по обыкновению не сочтешь за труд общение с нами и наставление в нравах и добродетели, чтобы они все больше благодаря тебе украшали нас с каждым днем, прошу тебя рассказать нам, какие поступки и дела так полезны и нужны для семьи. Времени у нас достаточно. Отец наш отдыхает. У тебя, я полагаю, сейчас более важных дел нет. Для нас будет великой радостью и наградой, если благодаря твоим трудам мы сделаемся такими полезными и приятными родным, как ты того желаешь. Итак, Лионардо, если ты предпочитаешь, чтобы тебя упрашивали, прошу тебя, прояви свою доброту и человечность, всегда помогающую нам совершенствоваться; прошу тебя, подари нам свое время для нашего обучения; давай воспользуемся этим досугом для усвоения твоих наставлений ради нашей хвалы и ради славы и пользы нашего рода Альберти. И будь уверен, Лионардо, мы всегда будем повиноваться твоим увещаниям. Таким образом, ничто не мешает тебе наставлять и учить нас.
ЛИОНАРДО. Все, что нужно, это досуг и привязанность к вам и вашему обучению. Даже будь я занят чем-то еще, я предпочел бы отложить это дело, дабы пойти навстречу вашим похвальным и в высшей степени приличествующим пожеланиям. Но хочу предупредить вас, что объяснение потребует гораздо больше времени, чем вы, может быть, ожидаете. Нужные примеры разбросаны и как бы скрыты в трудах множества самых разных авторов, поэтому собрать их и пересказать, расставить по местам будет трудно для любого самого ученого мужа. Сначала мне следовало бы как следует подумать, отобрать все нужное и привести в порядок. Чтобы все это пересказать и вслух объяснить, нужна необыкновенная память, а я знаю, что мне, братья, этих вещей в должной мере не хватает. Впрочем, если начать сейчас толковать о столь запутанных предметах, то мои слушатели почувствовали бы себя как те, кто путешествует при первых лучах зари. Те из них, кто бывал уже в этой местности и при свете солнца узнает ее знакомые черты, те знают, кто здесь живет и чем эти места примечательны, и в полутьме разбирают, прибавилось ли что-то или убавилось. Другие, кто не посещал эту страну и при лучшем освещении, немного продвинувшись, направляются туда, где хоть что-то видно, хотят они того или не хотят. Так и я, не просветив свой ум усердными занятиями и чтением множества писателей, сравнивая и приводя в порядок свои знания, стал бы похож на того полководца, который вступает в бой, выстраивая ряды своего войска. Сам я, выступая как попало, стал бы смущаться, да и вам было бы мало пользы от моих плохо подготовленных наставлений. Путаясь между тьмой и полумраком своей слабой по природе и мало просветленной памяти, сам по себе я мог бы только дать вам туманные намеки на свидетельства, которые сами по себе, может быть, совершенны, но для вас непонятны, и для меня неясны; таким образом, я не столько заслужил бы похвалу неопытных умов, сколько пренебрежение ученых. Однако вы сами прекрасно можете познакомиться с этими знаниями под руководством более уважаемых и признанных учителей. Среди греков к вашим услугам будут Платон, Аристотель, Ксенофонт, Плутарх, Теофраст, Демосфен, Василий, а среди латинян Цицерон, Варрон, Катон, Колумелла, Плиний, Сенека и многие другие, с помощью которых вы приблизитесь к тем местам, которые изобилуют прекрасными плодами, и лучше удержите их в памяти. И потом, Баттиста, и ты, мой Карло, не сочли бы вы меня чересчур самонадеянным, если бы я, даже будучи готовым и способным к такому предприятию, взялся быть вашим проводником в такой обширной стране? Кого бы вы хотели слышать вместе со мной? Ученым я мог бы сообщить только то, что им уже хорошо известно, а невежды, подумайте, не обратили бы на меня и мои речи особого внимания и не оценили бы их. Те же, кто слегка причастен к наукам, пожелал бы получить от меня образчик старинного прекрасно отделанного и приятного красноречия. Поэтому, подумайте, не лучше ли будет сейчас помолчать, ибо речи всегда бесполезны, когда нет подходящих слушателей.
БАТТИСТА. Если бы я не знал о твоей сговорчивости, Лионардо, ведь ты никогда не заставлял себя долго упрашивать, я бы подумал, что ты не хочешь оказать мне эту великую услугу из-за моей неспособности уговорить тебя. Но мои просьбы все же должны были бы побудить тебя, если нет других причин молчать, к тому, чтобы ты пошел навстречу вашим желаниям и ожиданиям. Я не вижу, что может тебя сдерживать. Никто тебя не осудит, если ты приложишь все свои старания, чтобы помочь близким снискать похвалы и отличиться во всех делах. Кто же в здравом уме потребует проявлять в наших домашних разговорах больше красноречия, чем требуется, и к тому же отделанного слога? Не сомневаюсь, что у тебя, благодаря твоему таланту и памяти, в избытке знаний, чтобы удовлетворить наши потребности как в этой, так и в других науках, которым мы хотим учиться у тебя и у всех других. Мы охотно слушаем других наставников; тебя слушаем с радостью как прекрасного учителя, друга и брата. Коль скоро ты отошел от своей обычной сговорчивости, если наше обучение тебе безразлично и ты хочешь, чтобы тебя очень упрашивали, то имей в виду, что Карло, который, как ты знаешь, мог бы добиться от тебя благодаря своему уму и красноречию и твоему человеколюбию чего угодно, молчанием выражает гораздо большую просьбу, чем он или я могли бы выразить словами. Ведь тот, кто молчит, весь превратившись во внимание, показывает, что помышляет лишь о том, чтобы тебя услышать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу