Виктория Ростокина - Принцессы на обочине - Дворец на двоих

Они остались на лестничной площадке вдвоем — Наташа и загадочная прорицательница.

Девушка завороженно разглядывала свою спасительницу. Это была женщина лет, видимо, сорока. Но с таким же успехом ей можно было бы дать и три тысячи лет: от нее веяло чем-то древним, загадочным и непознаваемым. Египетскими фресками, быть может.

Она была смугла и черноброва. Глаза… Неясно было, какого цвета ее глаза. Наверное, все-таки черные. Но они были такими блестящими, лучащимися, что, казалось, могли обрести любой оттенок.

Глубокое декольте, длинная, чуть изогнутая шея — как у царицы Нефертити. На золотой цепочке — причудливый талисман в виде непонятного иероглифа с круглым черным камнем в центре, напоминавшим зрачок великана.

Небольшой, но четко очерченный подбородок с ямочкой.

Тонкие губы, над ними слева — четкая черная родинка. Нос с небольшой горбинкой. Тяжелые, блестящие темные волосы собраны сзади в свободный низкий узел. В мочках маленьких изящных ушей — серьги из темных рубинов без оправы, свисающие двумя большими тяжелыми кровавыми каплями.

Но самым удивительным в этой женщине была ее манера двигаться. Словно именно про нее написал Пушкин в «Сказке о царе Салтане»: «А сама-то величава, выступает, будто пава». Ее жесты плавно и слитно переходили один в другой, точно не имея промежуточных стадий. А голос звучал тягуче, низко и увлекал, обволакивая слушающих.

— Ну что же, давайте знакомиться, — сказала женщина. — Меня зовут Виана.

— Наташа…

Виана протянула свою сказочную, как будто лишенную суставов, руку. Куда до нее Майе Плисецкой! Великая балерина по сравнению с Вианой — просто угловатый, нескладный подросток, как гадкий утенок рядом с настоящей Царевной-Лебедью.

Наташа засуетилась: она не могла ответить на рукопожатие, ведь только что отжимала половую тряпку. Забывшись, она отерла ладошки прямо о новое платье.

— Пожалуйста, успокойся, — мягко произнесла Виана и, взяв Наташу за руку, повела прямиком в свою квартиру.

Окно и почти вся поверхность стен были мягко задрапированы темно-фиолетовыми бархатными шторами. Освещалась комната мерцающим пламенем витых белых свечей. Такие же свечи, только других цветов — красные, желтые, даже черные — были расставлены на маленьких кубических столиках, сделанных, кажется, из стекла.

Виана задула свечи и включила электричество — причудливые светильники-бра в каждом углу.

Люстры в комнате не было. Вместо нее из центра потолка свисал на тонком золотом шнуре резной хрустальный шар величиной с небольшой арбуз.

— Садись, пожалуйста, — Виана кивнула на глубокое мягкое кресло, покрытое пушистым мехом.

Наташа послушно села — и утонула. Да, это тебе не троллейбусное сиденье.

Хозяйка подошла к ней и коснулась прохладными кончиками пальцев ее лба меж бровями, потом висков, потом затылка. Потом щек, крыльев носа, уголков губ, темени и опять лба.

Ритмичные, едва ощутимые прикосновения, казалось, оставляли на коже точечный узор. Точки сливались в линии.

Наташины глаза сами собой закрылись.

Теперь ее самой словно бы и не было, оставался лишь тонкий рисунок, создаваемый волшебными пальцами. Как искусная татуировка на лице индейского вождя.

Как маска, которую можно снять.

Снять с чего?

С кого?

Ни с кого, ведь ни лица, ни тела больше нет. Есть только легкость, необъяснимая легкость, полное отсутствие земного притяжения.

А какая красивая у нее маска! Она принимает очертания радужной бабочки. Верхние крылья — как раз на том месте, где когда-то, давным-давно были глаза. Нижние — где-то на месте бывших щек.

Бабочка живая. Она снимается с места и летит. Выше, еще выше. В черноту, украшенную звездами.

Это летящее существо и есть настоящая Наташа. Она уже совсем высоко. Совсем далеко.

Далеко от кого?

От Наташи.

Но ведь Наташа там, вверху!

И здесь, внизу, тоже. И еще женщина, зовущая кого-то с берега…

Так не бывает.

Не бывает, но это факт.

Потребовалось некоторое усилие, чтобы притянуть себя обратно, на Землю.

Наташа с трудом разлепила веки и обнаружила себя в мягком кресле, покрытом пушистым мехом.

Хозяйка сидела в таком же кресле против нее в свободной позе, раскинув руки по широким подлокотникам. Она улыбалась. Видимо, она сидела так уже долго.

Наташа хотела спросить, что же это было, но лишь беззвучно пошевелила губами. Голос, кажется, остался там, в небесах. Его унесла улетевшая бабочка.

Понадобилось еще одно усилие, и наконец девушка смогла произнести: