Илья Шнейдер - Записки старого москвича

В 4 часа утра 24 декабря я приехал в занесенную снегом Полтаву и подкатил в темноте на извозчичьих саночках к музыкальному магазину, на двери и окнах которого были спущены железные жалюзи. В те годы гастрольно-концертный пульс городов бился в местных музыкальных магазинах, которые брали на себя всю организационную работу и открывали предварительную продажу билетов.

Готовые афиши были у меня с собой, но надо было арендовать на определенное число зал, получить официальное разрешение и проштемпелевать штампом с факсимиле Афанасьева оборотную сторону отрывного талона на каждом билете в комплектных книжках. Дело в том, что билетные книжки не регистрировали тогда в городских финансовых отделах, и на этой почве бывали большие злоупотребления, так как иной раз кассиры, а то и местная администрация, пускали в продажу дубликаты комплектов, и на концерте зал оказывался набитым до отказа, а официальная билетная книжка оставалась наполовину непроданной. Если же контрольные талоны билетов, которые отрываются билетерами при входе в зал, штемпелевались особым штампом, то при проверке таких оторванных талонов легко обнаруживалась продажа билетов из второго, нелегального комплекта.

Поэтому для «передового», каким я в данном случае являлся, — самыми важными проблемами были аренда зала и штемпелевка билетов. Все остальные организационные моменты возлагались на музыкальные магазины…

Хозяева музыкального магазина в Полтаве жили в примыкавшей к нему квартире. Я начал колотить по железным жалюзи и, когда, казалось, перебудил всю Полтаву, за гофрированным железом послышались слабые и испуганные голоса. После переговоров, визжания поднимаемого дверного железного занавеса, после объяснения хозяев, принявших мою «пальбу» за начавшийся еврейский погром, после беготни к коменданту Земского собрания, расположенного напротив, и штемпелевки билетов, я на том же извозчике умчался на вокзал и тут же, еще до рассвета, выехал с поездом в Харьков, дав телеграмму одному инженеру — председателю какого-то благотворительного общества, устраивавшему концерты для сбора средств.

Тем же ранним утром инженер ждал меня в своей квартире в Харькове с заготовленным договором, согласно которому он покупал концерт Плевицкой за две тысячи рублей.

В несколько минут пересчитав приготовленный аванс в тысячу рублей десятирублевыми золотыми монетами и подписав договор, я прискакал на вокзал, где в буфете оставался мой чемодан, и дал две телеграммы — в Курск, бывшему мужу Плевицкой, и в Орел — хозяевам музыкального магазина — с просьбой снять на нужные дни концертные залы и приехать на вокзал к моему поезду с комплектами билетных книжек.

Тем же утром я выехал из Харькова с московским поездом, который к ночи прибывал в Москву.

В Курске и Орле все шло как по графику. Во время стоянки поезда я передал афиши и успел проштемпелевать комплекты билетов. Но Тула, Тула…

Впереди был самый тяжелый барьер. В Туле надо было брать под концерт городской театр, где играла драматическая труппа. Нужно было явиться самому в театр, отвоевать день и подписать договор на аренду. В Туле поезд стоял целый час. Я вполне мог успеть съездить в город.

Все же из предосторожности я вынес чемодан из купе и оставил его у буфетчика вокзала за стойкой.

В театр я приехал, когда спектакль только что начался. Вся дирекция была в зрительном зале. Все пропало… Затратить столько энергии, лихорадочной спешки, упорства и труда, при этом добросовестного, так как я не допустил ни в чем небрежности, доделывая все до конца, и споткнуться на последнем тульском барьере, почти поставив удивительный рекорд!

У меня было такое чувство, как у жюльверновского Филиаса Фогга, совершившего на пари путешествие в 80 дней вокруг света и опоздавшего на 1 день! Но Фогг все-таки выиграл пари, так как не учел того, что, двигаясь навстречу вращению земного шара, он выгадал ровно сутки и прибыл вовремя, к вечернему заседанию Британского географического общества. А я одиноко бродил по пустому фойе тульского театра, в зрительном зале которого сидела недосягаемая дирекция.

Было очень обидно, но я остался в Туле и с ночным поездом приехал наутро в Москву.

Вот так иногда приходилось вести работу по организации концертов знаменитых московских артистов.

Мария д’Арто прошла большую школу классического танца и сама успешно преподавала, усвоив все лучшее от тех мастеров-педагогов, у которых она училась и тренировалась.