Стерьо Спассе - Они были не одни

Все слушали этого гега, разинув рты. Уж очень складно он говорил. В его высоком, покрытом морщинами лбе, в его худом, изможденном лице с ввалившимися щеками, в тонких губах и проникновенном взоре была какая-то поистине колдовская сила! Взгляд ласковый и скорбный, мягкий голос — все это нравилось крестьянам. Слушая его, они даже забыли, зачем пришли. Слушали молча, редко-редко кто тихо кашлянет.

А он продолжал:

— Если бы вы только посмотрели, как эти надменные байрактары в конце каждого месяца являются в Тирану в расшитых серебром фесках, с револьверами за поясом! Едут они на своих дородных конях, и земля дрожит под ними. А что они делают в столице? Первым долгом отправляются в казначейство и выходят оттуда с мешками полными золота.

— Но кто же им платит? — спросил Барули, самый простодушный из слушателей.

— Кто? Да хотя бы ты, дядя Коровеш, другой, третий бедняк. Кто же еще?

— Это я-то плачу им деньги? Да я скорей дубинкой их огрею, чем дам хоть медяк! Да я и в Тиране сроду не был, и знакомых у меня там нет! — ответил Барули, поняв собеседника слишком буквально.

В разговор вмешался Гьика:

— Эх, дядя Барули! Посмотри на нашего бея, на наших кьяхи! Разве не мы их содержим? Где пшеница дяди Шоро, который вот сидит здесь да почесывает затылок, потому что ему нечего везти на мельницу? Кто отнял у него пшеницу, если не бей?

— Их власть, — процедил сквозь зубы Барули.

Али закусил губу.

— Верно, нынче их власть, — после короткого молчания заговорил он. — Ваши беи, и наши байрактары, и все прочие — министры и депутаты в Тиране, префекты в провинции — крепко держат власть в своих руках! Пока их время и их власть. Ты платишь налог за несколько своих шелудивых коз, платишь земельный налог за клочок земли, на котором стоит твоя хибарка. С утра до ночи, как раб, ты трудишься в поле, и все же, когда урожай уже снят, тебе нечего везти на мельницу! И не забудь при этом, что жатва только что закончилась. А тем временем бей сидит, скрестив по-турецки ноги, наслаждается жизнью: у него-то есть что послать на мельницу и есть на что кутить в ресторане и жить во дворце! Ведь на то у него и власть.

Крестьяне мрачно слушали.

Правильно говорит гег!

— Но что на это скажет главный? Ведь он могущественнее всех, и нет ему равного! — Эти слова произнес Шоро, не переставая почесывать затылок. Сказал он их без всякого умысла: ведь гег говорил тут про беев, про ага, байрактаров, депутатов и министров. Почему же ни слова о короле? А ведь король — важная птица! Вот Шоро и вмешался в разговор и спросил насчет короля.

Все насторожились. Что ответит незнакомец?

Али чуть скривил губы, и в глазах у него сверкнул гнев:

— Именно, нет ему равного во всем свете, пропади он пропадом!

При этих словах дядя Коровеш подскочил на месте и принялся протирать глаза, словно проснувшись после глубокого сна. Ндреко уронил трубку. Калеш выпустил из рук турецкие четки. А Зарче принялся громко кашлять, запоздало пытаясь заглушить слова Али.

Чтобы он — король! — пропал пропадом? Страшные слова выговорил этот гег!

— Ничего не поделаешь, слово сказано, — проворчал про себя Шоро, раскаиваясь, что завел речь о короле, и пошел прочь.

Вслед за ним, посвистывая, отошел Барули. Поднялся с места и Зизел:

— Ах, за разговором я и позабыл совсем, что у меня на гумне мякина не собрана. Пойду-ка уберу ее в сарай. А говорить можно без конца! — и Зизел тоже ушел.

— Ну и гег, торговец, скупает скот и так говорит про короля! — ворчал он дорогой. И сам не мог решить, на чьей же стороне его симпатии — гега или короля?

— Помилуй бог, если бы такие речи услышал кто-нибудь из начальства, мы бы все погибли! — ужасался Зарче.

«Разъезжает человек по всей Албании и позволяет себе такие слова говорить!» — думал Калеш.

Один только дядя Эфтим, стряхнув с талагана пепел, совершенно спокойно дружески простился с пришельцем, будто ничего и не случилось.

Дядя Коровеш посмотрел направо, потом налево и подмигнул Гьике. Но тут взгляд его упал на Петри Зарче. И его точно кольнуло в сердце! Правда, племянник говорил, что этот Петри хороший парень; однако раз он почти уже зять Рако Ферра, при нем надо выражаться осторожно. Черт дернул этого дуралея Шоро вмешаться в разговор. Он-то все и испортил. Один дурак бросит камень в озеро, и целой толпе умников его оттуда не вытащить.

В конце концов старик нашел выход.

— Знаешь, — обратился он к скупщику скота, — скажу тебе без обиняков: очень ты пришелся мне по душе, приходи-ка сегодня вместе с Гьикой ко мне обедать, а сейчас пора идти: у меня на гумне работа.