Главный редактор этой газеты получил уже двадцать семь рекламаций (причем не оплаченных отправителями) касательно тенденции «Мелких неприятностей супружеской жизни», которые представляются нашим остроумным корреспонденткам направленными исключительно против женщин. Не для того, чтобы оправдать нашего сотрудника, но для того, чтобы избегнуть новых рекламаций, мы вынуждены открыть намерения автора, которому дамы должны были бы оказать куда больше доверия: «Мелкие неприятности супружеской жизни», подобно публичным баням, имеют два отделения: мужское и женское. Всякий разговор о браке сулит и дьяволу, и карикатуристу двойную поживу. Отныне, чтобы избежать монотонности, мы будем чередовать мелкую неприятность женского рода с мелкой неприятностью рода мужского.
Впрочем, в публикации «Карикатуры» этот принцип выдержан не вполне; из одиннадцати очерков только три представляют женскую точку зрения. В окончательном же варианте Бальзак избрал другой путь: не чередование женских и мужских глав, а разделение всей книги на две части, или, если подхватить «банную» метафору, на два отделения – мужское и женское. В середине текста, во «Втором предисловии» он признается, что у его книги есть две половины, мужская и женская: «ведь для того чтобы вполне уподобиться браку, книга эта обязана стать в большей или меньшей степени гермафродитом». Дидро в статье «О женщинах», которую Бальзак многократно цитирует в «Физиологии брака», упрекает автора книги «Опыт о характере, нравах и духе женщин в разные века» (1772) А. – Л. Тома в том, что книга его «не имеет пола: это гермафродит, у которого нет ни мужской силы, ни женской мягкости», то есть употребляет применительно к книге слово «гермафродит» с неодобрительной оценкой; Бальзак же, напротив, видит в «гермафродитизме» своей книги ее преимущество. Шутливый «гермафродит» вполне соответствует в этом смысле гермафродиту серьезному – Серафите, героине одноименного романа (1834), фантастическому существу, в котором смешаны не только свойства человеческие и ангельские, но также и начала мужское и женское. Серафита – воплощение единого человечества, очистившегося от скверны; впрочем, обычным людям она предстает в форме, доступной их чувствам: женщинам в виде мужчины Серафитуса, а мужчинам – в виде женщины Серафиты. Конечно, от этих мистических видений до иронических скетчей «Мелких неприятностей» – дистанция очень большая. И тем не менее «обоеполость» – структурообразующая и содержательная основа книги. В самом деле, если в первой части жена выступает преимущественно в роли глупой, сварливой и вздорной фурии, то вторая часть показывает, как отвратительно порой ведут себя мужья и сколько мелких, но в высшей степени чувствительных неприятностей они могут доставить своим несчастным женам грубостью и нечуткостью, бесталанностью и неверностью.
Бальзаковеды, как правило, говорят о «Мелких неприятностях» как о книге безрадостной, разочарованной и жестокой по отношению к супружеской жизни. Арлетт Мишель, автор диссертации о любви и браке в «Человеческой комедии», пишет, что если «Физиология брака» – книга человека, который может насмехаться над браком как он есть, потому что верит в само это установление, то «Мелкие неприятности» – книга человека, который в брак не верит вовсе, и потому насмешки его принимают безнадежно циничный характер [50]. Тут современная исследовательница почти дословно повторяет то, что писали о «Мелких неприятностях» благонамеренные критики-современники; католический «Цензурный бюллетень» в феврале 1846 года осудил новое сочинение Бальзака в следующих словах:
нет ничего более печального и более тяжелого для чтения, чем этот рассказ об общественных язвах, исследованных с тем хладнокровием, с каким химик изучает яд, и сведенных к алгебраическим формулам и аксиомам, с последней из которых мы никак не можем согласиться [51].
Последняя же эта аксиома гласит: «Счастливы лишь те пары, которые устроили себе брак вчетвером».
На мой взгляд, дело в «Мелких неприятностях» обстоит вовсе не так безрадостно. Хотя в проспекте к изданию Хлендовского подчеркнута именно «боевая» составляющая книги: «Франция, чье призвание – войны, превратила брак в битву» [52], – на самом деле «Мелкие неприятности» в гораздо большей степени, чем «Физиология брака», – книга о способах достижения супружеского мира, о том, как супругам состариться вместе если не в любви, то хотя бы в согласии. Мужу из «Физиологии брака» не придет в голову вопрос: как понравиться жене? как угадать «ее чувства, капризы и желания (три слова, обозначающие одну и ту же вещь!)» (с. 540). Жене из «Физиологии брака» тоже не придет в голову угодить мужу его любимыми «шампиньонами по-итальянски» (с. 637). Ощущение же безрадостности при чтении «Мелких неприятностей» возникает, возможно, потому, что, как тонко заметил бальзаковед Ролан Шолле, эта книга резко отличается от всех прочих произведений «Человеческой комедии» заурядностью своих персонажей. Любимые герои Бальзака – творцы, гении, исполины, люди, объятые сильнейшей, пусть даже пагубной страстью; но в «Мелких неприятностях» все обстоит иначе: эта книга – о посредственностях [53]. Даже в «Физиологии брака» Бальзак упоминает «человека выдающегося, для которого написана эта книга» и таким образом поднимает планку. В «Мелких неприятностях» он ее опускает: и неприятности мелкие, и Адольф не более чем разновидность «провинциальной знаменитости в Париже» – посредственный литератор, не имеющий ни поэтического дара, ни сильных чувств, отличавших Люсьена де Рюбампре, героя одноименной части романа «Утраченные иллюзии» (1839).
Читать дальше