Защищались они геройски; особенно выделялась одна женщина, высокого роста, с черными волосами, рассыпавшимися по смуглой шее и развевающимися на ветру: стоя на стене сруба, она обнаженными мускулистыми руками, как титанша, поднимала над головой большие камни и сбрасывала их на идущих на приступ мейсенцев. Прочие защитники уже готовы были отступить, она же воскликнула громким голосом: "Не должно верному христианину отступать перед антихристом!" - и, не имея больше под рукой каменьев, схватилась врукопашную с закованным в броню верзилой, который только что взобрался на сруб,- но тут ударил ей в грудь дротик другого мейсенца, и она упала, увлекая за собой и противника своего - вниз, на разъяренных нападающих.
В эту трудную минуту подоспела защитникам сруба подмога. Жижка с частью своих людей поспешил к срубу, сам первый поднялся на стену и, громовым голосом подбадривая остальных, замахал своей булавой на все стороны, сбивая мейсенцев, лезущих вверх.
Внезапно он рухнул: кто-то из врагов схватил его за ноги и потянул со стены - казалось, гибель неминуема.
Но тут рядом с Жижкой возник старый воин-таборит: вкруг впалых висков - шапку сорвало во время боя - развевались белые как снег, поредевшие кудри; старческая сухая рука с молодой силой размахнулась тяжелым. цепом и сильным ударом свалила мейсенца; остальные цепники втащили своего предводителя на стену; Жижка был спасен. Но тут же мейсенский меч пронзил дряхлую грудь старца - и сбылось горячее желание седого брата Стаха!
С грозным треском опускались теперь цепы таборитов на головы врагов, каменья и стрелы -дождем сыпались на них, так что с криком и жалобными стонами отступили они от сруба, и ров под ним наполнился вражескими телами.
Тем временем Жижка, .видя, что первая атака на сруб отбита, возвратился к остальным своим людям и сказал гейтману Хвалу: - Живо и без шума отойди со своим народом виноградниками вон туда,- он указал окровавленной булавой на южный склон,- и ударь на врага сбоку.
Хвал только кивнул и поспешил выполнить приказ.
Он дал ценникам нужные пояснения и во главе своей дружины незаметно двинулся меж виноградниками к склону горы.
Брат Матей во время всего боя не выходил из состояния смертельного ужаса; он дрожал всем телом, так что даже обитый гвоздями цеп прыгал за его спиной. Он непременно бы дал стрекача, будь хоть малейшая возможность. Счастье еще, что стоял он довольно далеко от места боя.
Когда же теперь Хвал с ценниками углубился в кривые дорожки виноградников, братом Матеем овладела одна-единственная мысль: бежать, бежать во что бы то ни стало - хотя бы потому, что второй раз никакая сила не выгонит его на этом свете на поле боя.
Намерению его споспешествовало то, что он шел в последнем ряду. Только они углубились в виноградники, как он не раздумывая шмыгнул в пролом полуразрушенной стены сада и во всю прыть дунул по склону вниз, в сторону, противоположную месту боя. Он услышал за собой крик: "Трус! Предатель!"-и ему показалось, что кто-то бежит за ним следом совсем близко, почти задевая его концом булавы, что еще сильнее побуждало его к отчаянному, бешеному бегу.
Тут услышал он где-то сбоку за кустами два голоса, без сомнения, каких-то крестьян, наблюдающих бой на горе: - Смотри, вон бежит какой-то немец.
- Да нет, это таборит: у него же цеп на плече.
- Верно посланный от Жижки к пражанам.
Этот разговор отрезвил брата Матея. Он понял, что принимал за преследователя свой собственный цеп, который, раскачиваясь в такт диким прыжкам, ударял его по спине.
Оглянувшись, он не заметил позади никакой опасности. Табориты были слишком заняты битвой, чтобы преследовать беглеца.
Слова крестьян одновременно подсказали ему отличную мысль. Да, он выдаст себя за посланца Жижки и так беспрепятственно проникнет через ближайшие ворота в Прагу; там же он поспешит в дом Янека, переоденется опять в свой собственный костюм, скрыв его под длинным и широким плащом, и быстро отправится к королевскому дому "У черного орла".
Он уже не бежал, а быстро шел к близлежащим Горским воротам. По левой стороне дороги к ним тоже тянулись виноградники, за которыми сверкало оружие неприятеля на Госпитальном поле.
Над воротами, на обеих башнях по бокам, на городских стенах - всюду толпился народ, наблюдавший бой на Витковой горе, и, когда брат Матей подошел к воротам, он понял, что людьми владеют великое горе и страх. Он видел, как женщины и старцы заламывают руки либо простирают их с мольбою к небесам; слышал также плач, и рыдания, и горячие молитвы.
Читать дальше