Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов

Потом они выпили еще виски и опять поели; к этому времени направлявшиеся домой прогулочные пароходы исчезли и пляж и все, кроме самых высоких скал, погрузилось в темноту. Он поднялся к машине и достал одеяло, но теперь поиски уединения отняли мало времени: теперь было темно. Появились звезды. Потом Розали вымылась в море, надела свое белое пальто, и оба босиком стали ходить взад и вперед по берегу, тщательно собирая бумагу от бутербродов, бутылки и яичную скорлупу, которую побросали не только они, но и другие, ведь они были аккуратные, послушные дети из среднебуржуазных семей.

Мокрые купальные костюмы он повесил для просушки на дверцу машины, ласково похлопал Розали по колену - самый нежный жест, на какой все они способны, - и тронулся в путь. Когда они выехали на магистраль, движение было очень большое, и на многих автомобилях, которые они обгоняли, с дверных ручек, как и у них, свисали купальные костюмы. Он ехал быстро и, по его мнению, умело, хотя машина была старая. Фары у нее были слабые, и, когда свет встречного автомобиля бил ему в глаза, он держался дороги наугад, как бегущий слепой человек. Он гордился своей машиной - он поставил новую головку цилиндра и нагнетатель, - гордился той ловкостью, с какой вел ветхую, подслеповатую машину по извилистой дороге между Травертином и Сент-Ботолфсом. Когда они вырвались из потока автомобилей и свернули на объездное шоссе, где, как он знал, не бывало дорожных инспекторов, он пустил машину со всей скоростью, на какую она была способна. От быстрого движения Розали охватила какая-то расслабленность; вдруг она услышала, как он выругался, и почувствовала, что машина накренилась и врезалась в рыхлую землю.

5

Центральная часть дома Уопшотов была построена до Войны за независимость, но с тех пор сделали много пристроек, придавших дому высоту и ширину, какую видишь в часто повторяющемся сне, когда открываешь дверь чулана и обнаруживаешь, что за время твоего отсутствия там появился коридор и лестница. Лестница поднимается и превращается в холл, где между книжными полками много дверей, каждая из которых ведет в анфиладу просторных комнат, и поэтому можно без конца бродить, неизвестно что разыскивая, по зданию, которое даже во сне кажется вовсе не домом, а беспорядочным сооружением, возведенным для удовлетворения некой прихоти спящего сознания. В дни юности Лиэндера о поддержании дома не заботились, но сам Лиэндер восстановил его в годы благоденствия, когда был совладельцем фабрики столового серебра. Дом был достаточно стар и достаточно велик и видел достаточно темных дел, чтобы в нем завелось привидение, но единственным помещением, где обитал призрак, был старый ватерклозет в глубине верхнего холла. Там стояло примитивное приспособление из прозрачного фарфора и красного дерева, которым никто не пользовался. Время от времени - иногда даже ежедневно - это странное сооружение начинало самопроизвольно функционировать. Раздавались стук механизма и пронзительное радостное ржание старых клапанов. Тогда рев поступающей воды и бульканье уходящей слышались во всех комнатах дома. Но хватит о привидениях.

Дать представление о доме довольно легко, но как описать летний день в старом саду? Пахнет травой, говорим мы. Пахнет деревьями! Из чердачного окна свисает флаг и прикрывает фронтон дома, затемняя холл. Сумерки, и вся семья в сборе. Сара рассказывает о своей поездке с мистером Пинчером. Лиэндер привел "Топаз" в гавань. Мозес участвовал в парусных гонках Покамассетского клуба и теперь расстилает грот на траве для просушки. Каверли с крыши сарая смотрит бейсбольный матч между командами фабрики столового серебра. Лиэндер пьет виски; попугай висит в клетке возле кухонной двери. Облако набегает на низкое солнце, в долине становится темно, и все испытывают глубокую мимолетную тревогу, словно предчувствуя, что темнота может опуститься на их разум. Ветер свежеет, и вот уже все развеселились, словно это напомнило им об их способности восстанавливать силы. Малколм Певи поднимается на парусной яхте вверх по течению, и кругом так тихо, что они слышат шум, который она производит, проходя мимо. На кухне готовят карпа, а, как всем известно, карп должен вариться в красном вине с маринованными устрицами, анчоусами, чабрецом, майораном, базиликом и репчатым луком. Запахи всего этого доносятся из кухни. Но когда мы видим Уопшотов в разных уголках их полного роз сада над рекой, слушающих болтовню попугая и вдыхающих бальзамический аромат того вечернего ветра, который приносит в Новой Англии запахи, напоминающие о девушках, фиалкового корня, туалетного мыла и меблированных комнат, во время грозового ливня пропитавшихся сыростью через открытое окно, - запахи ночных горшков, и супа из щавеля, и роз, и бумажной материи из крашеной пряжи, и газона, и дешевых платьев, и томиков Евангелия, переплетенных в мягкий сафьян, и предназначенных к продаже пастбищ, где теперь цвели душистая рута и папоротник; но когда мы видим цветы, которые Лиэндер подпер сломанными хоккейными клюшками и ручками швабр и щеток, когда мы видим, что пугало на кукурузном поле одето в красный мундир блаженной памяти сент-ботолфской конной гвардии, и начинаем понимать, что синяя вода реки, протекающей внизу, как бы смешивается с нашей историей, мы вряд ли решимся утверждать то, что некогда утверждал фотограф, снимавший архитектурные памятники и сфотографировавший боковую дверь: "Ну в точности сцена из романа Дж.Ф.Маркенда" [американский писатель (1893-1960)]. Уопшоты не таковы - они местные жители, и в центре общества сидит тетя Эделейд Форбс, вдова школьного учителя. Послушайте, что имеет сообщить тетя Эделейд.