Джон Чивер - Скандал в семействе Уопшотов

26

Что случилось, что случилось с Мозесом Уопшотом? Он был более красивый, более способный, более естественный из двух братьев, и все же в свои тридцать с небольшим лет он состарился так, словно испытания, выпавшие на долю его поколения, отразились на его простой и порывистой натуре сильней, чем на Каверли, у которого была длинная шея, отвратительная привычка хрустеть суставами пальцев и который страдал припадками меланхолии и раздражительности.

Однажды субботним утром Мозес без предупреждения явился в Талифер. Брата он застал за мытьем окон. Библейские предания, способные пролить некоторый свет на окутанные мраком взаимоотношения братьев, ограничиваются как будто бы историей Каина и Авеля, и, вероятно, это к лучшему. Братья восторженно приветствовали друг друга, но к этому восторгу невольно примешивалось бессознательное желание причинить боль. Мозес насмешливо улыбнулся при виде тряпок, которыми брат мыл окно. Каверли отметил, что лицо у Мозеса красное и одутловатое. Мозес держал в руке трость с серебряным набалдашником. Едва войдя в дом, он отвинтил набалдашник и налил себе из трости мартини.

- Целая пинта входит, - спокойно сказал он. - Отцу бы такая понравилась!

Он пил свой джин в столь ранний час, словно память об отце и о многих других крепких на голову людях из его предков избавляла его, как истого Уопшота, от проблем воздержанности и самодисциплины.

- Я лечу в Сан-Франциско, - сказал он. - Надумал заглянуть к вам. Следующий самолет будет в пять часов. Мелиса и мальчик в полном порядке. Они просто молодцы.

Он произнес эти слова громко и уверенно, так как, подобно Каверли - и Мелисе, - развил в себе способность верить, что происшедшее в действительности не произошло, а происходящее в действительности не происходит, а то, что может произойти, в действительности невозможно. Прежде всего братья заговорили о таинственной истории с Гонорой. Каверли уже звонил по телефону в Сент-Ботолфс, но никто не ответил. Его письма Гоноре вернулись назад. Мозес высказал предположение, что в ее письмах относительно падуба скрывается намек на то, что она больна, но как увязать это с тем обстоятельством, что она нарушила какой-то закон? Каверли мог бы показать брату вычислительный центр или дать ему посмотреть в бинокль на ракетные установки, но вместо этого повез его к заброшенной ферме, и они погуляли там в лесу. В этом районе страны стоял прекрасный зимний день, но Каверли омрачил его яркость своим унылым настроением. На фруктовых деревьях кое-где сохранились еще сморщенные плоды; хруст и аромат паданцев казались ему столь же древней принадлежностью мира, как и океаны. Рай, подумал он, должен пахнуть паданцами. Ветер гнал по земле сухие листья, напоминая Каверли о силах, которые управляют сменой времен года. Наблюдая за листьями, облетавшими с деревьев и уносимыми вдаль, он чувствовал, как в нем пробуждаются смутные желания и дурные предчувствия. Мозеса, по-видимому, больше всего заботила собственная жажда. После того как они немного погуляли, он предложил отправиться на поиски винного магазина. Когда они возвращались к машине, на линии пусковых установок, должно быть, произошла авария. Оттуда донесся громкий взрыв, а затем, похоже, объявили воздушную тревогу. Самолетов в голубом небе видно не было, только слышался рокот моторов - точь-в-точь невинное гудение морской раковины, которую старик прикладывает к уху ребенка.

Каверли и Мозес вернулись к машине и поехали в предместье к винному магазину, но он был закрыт. На витрине висело объявление: "Магазин закрыт, чтобы служащие могли побыть со своими семьями". Время от времени весь Талифер охватывала бессмысленная паника. Кое-кто из мужчин и женщин впадал в пессимизм и укрывался в убежищах, чтобы помолиться и напиться вдрызг; впрочем, на Каверли это производило не большее впечатление, чем выходки адвентистов в дни его детства, когда они иногда закутывались в простыни, взбирались на Пасторский холм и ждали воскресения из мертвых и второго пришествия. Мысль о всеобщей катастрофе то и дело тревожила воображение людей во всем мире. Братья поехали дальше к торговому центру и нашли там открытый винный магазин. Мозес сказал, что ему нужны наличные деньги, и владелец магазина выдал ему сто долларов взамен чека, на котором Каверли сделал передаточную надпись. Когда они вернулись домой, Мозес наполнил свою трость и приступил к серьезной выпивке. В четыре часа Каверли отвез брата в гражданский аэропорт и попрощался с ним у главного входа; для обоих в этом прощании как бы смешались горячая любовь и соперничество.