Мюссе Де - Исповедь сына века

Профессор Алле изрек ужасные слова: "Женщина - это нервы человечества, а мужчина - его мускулы". Сам Гумбольдт, этот великий ученый, сказал, что человеческие нервы окружены невидимой атмосферой. Я не говорю о мечтателях, которые следят за винтообразным полетом летучих мышей Спалланцани и думают, что нашли в природе шестое чувство. Тайны этой природы, которая нас создает, издевается над нами и убивает нас, и без того уже достаточно страшны; могущество ее достаточно глубоко, чтобы надо было еще сгущать окружающий нас мрак. Но может ли мужчина считать, что он действительно жил на свете, если он отрицает могущество женщин? Если руки его ни разу не задрожали, когда он после танца выпускал из своих объятий прекрасную танцовщицу? Если он ни разу не испытал того непостижимого ощущения, того расслабляющего магнетизма, который посреди бала, под звуки оркестра, в духоте, застилающей блеск люстры, незаметно исходит от молодой женщины, наэлектризовывая ее самое, и витает вокруг нее, подобно аромату алоэ над раскачивающимся кадилом?

Я был совершенно ошеломлен. То, что подобное опьянение существует, когда любишь женщину, не было для меня ново: мне был знаком ореол, которым мы окружаем возлюбленную. Но возбуждать такое бурное биение сердца, вызывать к жизни такие призраки только красотой, ароматом цветов и пестрой шкурой хищного зверя, только особыми движениями, особой манерой кружиться в вальсе, перенятой у какого-нибудь театрального плясуна, только округлостью прекрасной руки, - и все это без единого слова, без единой мысли, не удостаивая даже заметить произведенное впечатление!.. Что же представлял собой хаос, если таково было творение семи дней?

Однако то, что я испытывал, не было любовью, это была какая-то жажда не могу подобрать другого слова. Впервые я ощутил, как во мне зазвучала струна, чуждая моему сердцу. Вид этого красивого животного вызвал к жизни другое животное, дремавшее в глубине моего существа. Я отчетливо сознавал, что не сказал бы этой женщине, что люблю ее, что она мне нравится, не сказал бы даже и того, что она прекрасна. Мои губы хотели лишь одного целовать ее губы, хотели сказать ей: "О, обвей меня этими ленивыми руками, положи ко мне на грудь эту склоненную голову, прильни к моему рту этой нежной улыбкой". Мое тело любило ее тело. Я был опьянен красотой, как вином.

Мимо меня прошел Деженэ и спросил, что я делаю здесь.

- Кто эта женщина? - спросил я.

- Какая женщина? О ком вы говорите?

Я взял его под руку и повел в залу. Итальянка заметила нас. Она улыбнулась. Я отступил назад.

- Ах, вот что! - сказал Деженэ. - Вы танцевали с Марко?

- Что это за Марко? - спросил я.

- Это та ленивая особа, которая смеется, глядя на нас. Нравится она вам?

- Нет, - ответил я, - я танцевал с ней вальс, и мне захотелось узнать ее имя, вот и все.

Я сказал это, движимый чувством стыда, но едва Деженэ отошел от меня, как я поспешил вслед за ним.

- Вы чересчур торопитесь, - сказал он со смехом. - Марко - не совсем обыкновенная девушка. Она любовница и почти жена господина де ***, нашего посла в Милане. Ко мне в дом ее привез один из его приятелей... Но я поговорю с ней, - добавил он. - Мы не дадим вам умереть - разве уж не найдем никакого средства спасти вас. Возможно, что удастся уговорить ее остаться ужинать.

С этими словами он отошел. Я испытал какое-то необъяснимое беспокойство, увидев, как он подошел к ней. Но они исчезли в толпе, и я не мог проследить за ними.

"Неужели это правда? - спрашивал я себя. - Неужели я дойду до этого? И как! В один миг! О боже, неужели я полюблю такую женщину?.. Впрочем, подумал я, - ведь затронута только моя чувственность, сердце мое тут совершенно не участвует".

Таковы были рассуждения, которыми я старался успокоить себя. Но вот несколько минут спустя Деженэ ударил меня по плечу.

- Сейчас мы будем ужинать, - сказал он. - Вы поведете Марко. Она знает, что понравилась вам, все улажено.

- Послушайте, - сказал я ему, - я сам не знаю, что я чувствую. Мне кажется, что я вижу хромого. Вулкана с его закопченной бородой, и он в своей кузнице осыпает поцелуями Венеру. Он ошеломленно разглядывает округлые формы своей добычи. Он весь уходит в созерцание этой женщины, единственного своего сокровища. Он силится рассмеяться от радости, он как бы трепещет от счастья. И вдруг он вспоминает о Юпитере, своем отце, восседающем на небесах.

Деженэ взглянул на меня, ничего не ответив; потом взял меня под руку и повел с собой.

- Я устал, - сказал он, - мне грустно. Меня раздражает этот шум. Идемте ужинать, это нас подбодрит.