- Берти!
- Чего тебе?
- Берти!
- Я тебя слушаю.
- Но, Берти, ты ведь поможешь Гарольду выкрутиться? Возьмёшь вину на себя? Ты сам говорил сегодня днём, его могут лишить духовного сана. Я не позволю, чтобы его лишили духовного сана. Куда он денется, если его лишат духовного сана? На викария без духовного сана будет коситься всяк, кому не лень. Почему ты не хочешь сказать, что это ты украл шлем? Тебя всего-навсего выкинут из дома, а ты ведь и сам не хочешь здесь оставаться, правда?
- Возможно, тебе неизвестно, что твой полоумный дядюшка собирается засадить исполнителя данного преступления в кутузку.
- Ох, нет. В худшем случае он тебя оштрафует.
- Как же! Он лично меня заверил, что упрячет негодяя за решётку, и не поморщится.
- Наверняка взял тебя на испуг. Уверена, когда он говорил:
- Даже не надейся. Не было в его глазах озорного огонька.
- Ну, тогда вопрос решён. Я не могу допустить, чтобы мой любименький Гарольд торчал в тюрьме.
- А как насчёт твоего лапочки Бертрама?
- Мой Гарольд такой чувствительный!
- Подумаешь! Я тоже чувствительный.
- Ты вполовину не такой чувствительный, как Гарольд. Берти, ты ведь не станешь вставлять мне палки в колёса? Куда подевался твой спортивный дух? Помнишь, ты как-то сказал, кодекс чести Вустеров гласит: «Друзья - в первую очередь»?
Она нащупала моё слабое место. Тот, кто говорит со мной о кодексе чести Вустеров, затрагивает в моей душе как-там-они-называются струны. В железной броне Бертрама образовалась брешь.
- Тебе хорошо говорить:
- Берти, лапочка!
- Да, но, прах побери:
- Берти!
- Ох, ну хорошо.
- Ты выгородишь Гарольда? Возьмёшь вину на себя?
- Придётся.
Стефи восторженно взвыла, и, если б я не отскочил в сторону, наверняка бросилась бы мне на шею. По крайней мере она сделала такую попытку, вытянув руки и шагнув вперёд. Одураченная моей ловкостью, девица вновь взялась за старое и начала выписывать свои па, словно была закоренелой весенней танцономанкой.
- Берти, миленький, огромное тебе спасибо. Так и знала, что ты не подкачаешь. Я так тебе благодарна, так тобой восхищаюсь. Ты напоминаешь мне Картера Паттерсона: нет, не его: Ника Картера: нет, не Ника Картера: Дживз, кого напоминает мне мистер Вустер?
- Сиднея Картона, мисс.
- Вот именно. Сиднея Картона. Но он сопляк по сравнению с тобой, Берти. И вообще, мне кажется, ты делаешь из мухи слона. С чего ты взял, что дядя Уаткин найдёт шлем, если обыщет комнату? Да его можно запрятать куда угодно.
И прежде чем я раскрыл рот, чтобы спросить: «Например?», она протанцевала к двери и вытанцевала в коридор. Постепенно её шаги и завывания, которые она, несомненно, считала пением, затихли в отдаленьи.
Я повернулся к Дживзу, и, можете мне поверить, на устах моих блуждала горькая улыбка.
- Женщины, Дживз!
- Да, сэр.
- Итак, Дживз, - сказал я, в то время как моя рука сама собой потянулась к графину, - это конец.
- Нет, сэр.
Моя самостоятельная рука дёрнулась с такой силой, что я чуть было не вывихнул себе плечо.
- Это не конец?
- Нет, сэр.
- Ты имеешь в виду, тебя осенило?
- Да, сэр.
- Но совсем недавно ты говорил, что ничего не можешь придумать.
- Да, сэр. Но с тех пор я некоторое время размышлял над сложившейся ситуацией, и теперь могу сказать «Эврика!»
- Что сказать?
- Эврика, сэр. Подобно Архимеду.
- Разве он сказал «Эврика?» Мне казалось, это был Шекспир.
- Нет, сэр. Архимед. Я осмелюсь порекомендовать вам, сэр, выбросить шлем из окна. Я считаю наиболее невероятным, что сэру Уаткину придёт в голову осматривать окрестности Тотли-Тауэра, а впоследствии мы сможем отыскать шлем не торопясь. - Он умолк и наклонил голову. - Если вы одобряете мою мысль, сэр, мне кажется, следует поторопится с её осуществлением. Я слышу звуки приближающихся шагов.
Как всегда, Дживз оказался прав. Хотите верьте, хотите нет, даже воздух дрожал от топота, и если это не стадо бизонов неслось по коридорам Тотли-Тауэра, значит, к нам пожаловал враг. С живостью ягнёнка в овчарне, увидевшего приближающихся ассирийцев, я подскочил к окну и выбросил проклятую железку в тёмную ночь. По правде говоря, я даже не успел с облегчением вздохнуть, как дверь распахнулась настежь, и в комнату ввалились в нижеперечисленном порядке: тётя Делия, улыбавшаяся удивлённо и снисходительно, словно она решила позабавить детей и согласилась поиграть с ними в какую-то дурацкую игру; папаша Бассет в лиловом халате и констебль Оутс, время от времени прикладывавший к центру своей физиономии носовой платок.
Читать дальше