Пэлем Вудхауз - Кодекс чести Вустеров

- На Руделя?

- Да, на сеньора Жофруа Руделя, графа Blae-en-Saintonge.

Я покачал головой.

- Прости, я с ним не знаком. Твой друг?

- Он жил в средние века. Жофруа был великим поэтом. И он полюбил принцессу триполийскую.

Я нерешительно преступил с ноги на ногу. Сами понимаете, когда девицы рассказывают любовные истории, они по своей невинности могут ляпнуть какую-нибудь двусмысленность.

- Он любил её долгие годы и, наконец, не смог с собой совладать. Он отправился в Триполи на корабле, и слуги снесли его на носилках на берег.

- Плохо перенес качку, что? - спросил я, не понимая, к чему она клонит. На море штормило?

- Он умирал от любви.

- Э-э-э, гм-м-м.

- Слуги доставили его к принцессе Мелисанде, и у него хватило сил только прикоснуться к её пальцам. Затем он умер у неё на руках.

Она умолкла и испустила вздох, начавшийся как минимум в районе пяток. Наступило молчание.

- Жуть! - воскликнул я, чувствуя, что мне необходимо хоть как-то отреагировать на её житейский анекдот, хотя, честно признаться, он в подмётки не годился анекдоту о странствующем торговце и дочери фермера. Само собой, может, я так и не думал бы, если б лично знал парня, который помер.

Медлин вновь испустила вздох от пяток.

- Теперь ты понимаешь, почему я сравнила тебя с Руделем. Как и он, ты приехал, чтобы в последний раз бросить взгляд на ту, которую любишь. Я тронута, Берти, и никогда этого не забуду. Я сохраню лишь сладостные воспоминания о твоём чувстве, которые всегда навевает завядший хрупкий цветок меж страниц старого альбома. Но мудро ли ты поступил, Берти? Не следовало ли тебе стиснуть зубы и покориться судьбе? Не лучше ли было бы сказать себе, что всё кончено в тот день, когда мы попрощались в Бринкли-корте? Зачем ты себя мучаешь? Мы встретились, и ты полюбил меня, а я призналась, что моё сердце отдано другому. После этого мы должны были расстаться навсегда.

- К гадалке не ходи, - согласился я. Сами понимаете, я имею в виду, она дело говорила. Если её сердце действительно принадлежало другому, дай бог, чтобы оно на том и утихомирилось. Бертрама это устраивало на все сто. Оставалось точно выяснить, так это было или нет. - Послушай, но Гусик прислал мне телеграмму, что вы: э-э-э: разругались в дым.

Она встрепенулась и бросила на меня такой взгляд, словно ей только что удалось разгадать последнее слово в кроссворде.

- Так вот почему ты приехал! Ты решил, у тебя появился шанс? О, Берти, Берти, мне так жаль: бесконечно жаль: - Её глаза-блюдца увеличились до размера тарелок и заполнились (так она сама наверняка выразилась бы) невыплаканными слезами. - Нет, Берти, у тебя нет шансов. Оставь всякую надежду, Берти. Не строй воздушных замков. Ты только причинишь себе ненужную боль. Я люблю Огастеса. Он моя половинка.

- Значит вы не поругались?

- Конечно, нет.

- Тогда какого ладана он написал «серьёзно поссорился с Медлин?»

- О, вот ты о чём. - Она вновь рассмеялась своим тошнотворным серебристым смехом. - Сущие пустяки. Очень глупая и забавная история. Совсем маленькое, ну просто крошечное, недоразумение. Я подумала, он флиртует с моей кузиной, Стефани, приревновала и повела себя как последняя глупышка. Сегодня утром Огастес мне всё объяснил. Оказывается, он всего-навсего вынимал мушку из её глаза.

По правде говоря, у меня были все основания разозлиться, потому что меня вытащили из Лондона бог весть куда без всякой надобности, но хотите верьте, хотите нет, я даже не расстроился. Наоборот, Бертрам чувствовал себя, лучше не придумаешь. По-моему, я уже упоминал что, получив гусикову телеграмму, затрясся от страха, опасаясь самого худшего. Когда же я получил информацию, так сказать, из первых рук, что дела между этой чумой в юбке и моим приятелем идут как по маслу, у меня словно гора с плеч свалилась.

- Значит, у вас всё хорошо, что?

- Чудесно. Никогда ещё я не любила Огастеса так сильно, как сейчас.

- Да ну, правда?

- Каждую секунду, что я с ним рядом, его яркая сущность раскрывается передо мной, как нежные лепестки прекрасного цветка.

- В самом деле?

- Каждый день я узнаю об этом удивительном человеке что-то неожиданное, новое. Вот, например: ты ведь его недавно видел?

- Да, конечно. Два дня назад в «Трутне» я дал обед в его честь.

- Скажи, ты не заметил в нём никаких перемен?

Я мысленно перенёсся на два дня назад. Насколько я помнил, Гусик каким уродом был, таким и остался.

- Перемен? Знаешь, по-моему, нет. Само собой, за столом я не смог уделить ему достаточно внимания, так сказать, проанализировать его яркую сущность, если ты меня понимаешь. Он сидел рядом со мной, и мы болтали о том, о сём, но ведь сама знаешь, я играл роль хозяина, а это обязывает: то за официантами надо было проследить, то поддержать разговор, а ещё урезонить Конину Пирбрайта, пытавшегося изобразить недорезанную свинью, ну и всё такое, короче говоря, не упустить тысячу мелочей. А какие перемены ты имела в виду?