Чарльз Диккенс - Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы XXXI-LXII)

- Ничего, - ответила та.

- Уверены ли вы в этом? Неужели это невозможно? Если я, несмотря на наш уговор, скажу, о чем я сейчас думаю, вы не будете меня бранить? - спросила Флоренс.

- Это бесполезно, - ответила та, - бесполезно! Я вам сказала, дорогая, что мне снились дурные сны. Ничто не может их изменить или помешать их возвращению. - Я не понимаю, - сказала Флоренс, глядя на ее взволнованное лицо, которое как будто омрачилось под ее взглядом.

- Мне снился сон о гордыне, - тихим голосом сказала Эдит, - которая бессильна пред добром и всемогуща пред злом; о гордыне, разжигаемой и подстрекаемой в течение многих постыдных лет и искавшей убежища только в самой себе; о гордыне, которая принесла тому, кто ею наделен, сознание глубочайшего унижения и ни разу не помогла этому человеку восстать против унижения, избежать его или крикнуть: "Не бывать этому!" Мне снился сон о гордыне, которая - если бы разумно ее направляли - могла принести совсем иные плоды, но, искаженная и извращенная, как и все качества, отличающие этого человека, только презирала самое себя, ожесточала сердце и вела к гибели.

Теперь она не смотрела на Флоренс и не к ней обращалась, но говорила так, словно была одна.

- Мне снился сон, - продолжала она, - о таком равнодушии и жестокосердии, возникших из этого презрения к себе, из этой злосчастной, беспомощной, жалкой гордыни, что человек безучастно пошел даже к алтарю, повинуясь старой, хорошо знакомой, манящей руке, - о, мать, мать! - хотя он и отталкивал эту руку, и желал раз и навсегда стать ненавистным себе самому и всем, только бы не подвергаться ежедневно новым уколам. Гнусное, жалкое создание!

Теперь, мрачная и возбужденная, она была такою, как в ту минуту, когда вошла Флоренс.

- Еще снилось мне, - сказала она, - что этот человек, делая первую запоздавшую попытку достигнуть цели, был попран грязными ногами, но поднял голову и взглянул на того, кто его попирал. Мне снилось, что он ранен, загнан, затравлен собаками, но отчаянно защищается и не помышляет сдаваться, и что-то побуждает его ненавидеть попирающего, восстать против него и бросить ему вызов!

Рука Эдит крепче сжала дрожащую руку, которую она держала в своей, а когда она посмотрела вниз, на встревоженное и недоумевающее лицо, ее нахмуренный лоб разгладился.

- О Флоренс, - сказала Эдит, - мне кажется, сегодня ночью я была близка к сумасшествию!

И, смиренно опустив свою гордую голову ей на грудь, она снова заплакала.

- Не покидайте меня! Будьте около меня! Вся надежда моя на вас! - эти слова она повторяла десятки раз.

Вскоре она стала спокойнее и преисполнилась жалости к Флоренс, плачущей и бодрствующей в такой поздний час. Заря уже занималась, и Эдит обняла Флоренс, уложила на свою кровать и, не ложась сама, села около нее и сказала, чтобы та постаралась заснуть.

- Вы устали, дорогая, вы расстроены, несчастливы и нуждаетесь в отдыхе.

- Конечно, я расстроена сегодня, милая мама, - сказала Флоренс, - но вы тоже устали и тоже расстроены.

- Нет, мне станет лучше, если вы будете спать так близко, около меня, дорогая.

Они поцеловались, и Флоренс, измученная, постепенно погрузилась в дремоту; но когда ее глаза сомкнулись и уже не видели липа, склонившегося над ней, так грустно было думать о лине там, внизу, что в поисках утешения ее рука потянулась к Эдит. - Однако даже в этом движении была нерешительность, опасение изменить ему. Так, во сне, она старалась их примирить и показать им, что любит их обоих, но не могла этого сделать, и печаль, терзавшая ее наяву, не покидала ее и во сне.

Эдит, сидевшая у постели, смотрела на темные мокрые ресницы, смотрела с нежностью и жалостью, ибо она знала правду. Но ее глаза сон сомкнуть не мог. Когда рассвело, она по-прежнему сидела, настороженная и бодрствующая, держа в своей руке руку спящей и время от времени шептала, глядя на умиротворенное лицо: "Будьте около меня, Флоренс. Вся надежда моя на вас!"

ГЛАВА XLIV

Разлука

Рано, хотя и не вместе с солнцем воспряла от сна Сьюзен Нипер. Необычайно проницательные черные глаза этой молодой особы смотрели сумрачно, а это несколько уменьшало их блеск и - вопреки обычным их свойствам наводило на мысль, что, пожалуй, иной раз они закрываются. К тому же они еще припухли, словно накануне вечером эта особа проливала слезы. Но Нипер, нимало не удрученная, была на редкость оживлена и решительна и как будто собиралась с духом, чтобы совершить какой-то великий подвиг. Об этом можно было судить и по ее платью, туже затянутому и более нарядному, чем обычно, и по тому, как она, прохаживаясь по комнатам, трясла головой в высшей степени энергически.