Пока она отсутствовала и никого не было в доме, к нему приблизился, но не с той стороны, куда ушел брат, джентльмен, быть может, уже не первой молодости, однако здоровый, цветущий и статный, с веселым ясным лицом, приятным и добродушным. Брови у него были еще черные, черными были и волосы, но седина уже заметно их посеребрила и красиво оттеняла широкий чистый лоб и честные глаза.
Постучав в дверь и не получив ответа, джентльмен сел на скамейку на крылечке и стал ждать. Ловкое движение пальцев, которыми он барабанил по скамье, напевая и отбивая такт, как будто обличало в нем музыканта, а необычайное удовольствие, какое он испытывал, напевая что-то очень медлительное и тягучее, лишенное определенного мотива, казалось, обличало в нем глубокого знатока музыки.
Джентльмен еще развивал музыкальную тему, которая все кружилась, и кружилась, и кружилась вокруг себя самой, подобно штопору, который крутят на столе, и отнюдь не приближалась к концу, когда показалась Хэриет. Увидав ее, он поднялся и остался стоять со шляпой в руке.
- Вы опять пришли, сэр! - сказала она, запинаясь.
- Я осмелился это сделать, - ответил он. - Не можете ли вы уделить мне пять минут?
После недолгих колебаний она открыла дверь и впустила его в маленькую гостиную. Джентльмен уселся там напротив нее, придвинул свой стул к столу и сказал голосом, вполне соответствовавшим его внешности, и с обаятельным простодушием:
- Мисс Хэриет, вы не можете быть гордой. В тот день, когда я зашел сюда, вы дали мне понять, что вы горды. Простите, если я скажу, что я смотрел вам в лицо, когда вы это говорили, и оно противоречило вашим словам. И снова я смотрю вам в лицо, - добавил он, ласково коснувшись ее руки, - и оно противоречит им все больше и больше.
Она была слегка смущена и взволнована и ничего не могла ответить.
- Ваше лицо - зеркало правдивости и кротости, - сказал посетитель. Простите, что я доверился ему и вернулся.
Тон, каким были сказаны эти слова, делал их совершенно непохожими на комплимент. Тон был такой чистосердечный, серьезный, сдержанный и искренний, что она наклонила голову, как будто хотела и поблагодарить его и признать его искренность.
- Разница лет, - сказал джентльмен, - и честность моих намерений дают, полагаю я, право говорить откровенно. И я это делаю; потому-то вы и видите меня вторично.
- Бывает особая гордость, сэр, - помолчав, отозвалась она, - или то, что может быть принято за гордость, но в действительности это просто чувство долга. Надеюсь, всякая другая гордость мне чужда.
- А гордость собой? - спросил он.
- И гордость собой.
- Но... простите... - нерешительно начал джентльмен. - А что вы скажете о вашем брате Джоне?
- Я горжусь его любовью, - сказала Хэриет, глядя в упор на своего гостя и мгновенно меняя тон; хотя он оставался по-прежнему сдержанным и спокойным, но была в нем глубокая, страстная серьезность, благодаря которой даже дрожащий голос свидетельствовал о ее твердости. - И горжусь им! Сэр, вы, который каким-то образом узнали историю его жизни и повторили ее мне, когда были здесь в последний раз...
- Только для того, чтобы завоевать ваше доверие, - перебил джентльмен. - Ради бога, не подумайте...
- Я уверена, - сказала она, - что вы заговорили о ней с добрым и похвальным намерением. В этом я совершенно уверена.
- Благодарю вас, - отозвался гость, быстро пожав ей руку. - Я вам очень признателен. Уверяю вас, вы отдаете мне должное. Вы начали говорить, что я, знающий историю жизни Джона Каркера...
- Вы можете обвинить меня в гордыне, - продолжала она, - когда я говорю, что горжусь им. Да, горжусь. Вам известно, что было время, когда я им не гордилась - не могла гордиться, - но время это прошло. Унижение в течение многих лет, безропотное искупление вины, искреннее раскаяние, мучительное сожаление, страдания, которые, как мне известно, причиняет ему даже моя любовь, так как он считает, что я заплатила за нее дорогой ценой, хотя богу известно, что я была бы совершенно счастлива, если бы только он перестал горевать!.. О сэр, после всего, что я видела, умоляю вас, если вы будете облечены властью и кто-нибудь провинится перед вами, никогда, ни за какую провинность не налагайте кары, которую нельзя отменить, пока есть бог на небе, заставляющий изменяться сердца, им созданные.
- Ваш брат стал другим человеком, - сочувственно отозвался джентльмен. - Уверяю вас, что я в этом не сомневаюсь.
- Он был другим человеком, когда совершил преступление, - сказала Хэриет. - Он другой человек сейчас и стал самим собой, поверьте мне, сэр!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу