Айн Рэнд - Источник

– Да, читал. И… что ж, последую вашему примеру и буду с вами совершенно откровенен. Только не сочтите за жалобу – нельзя жаловаться на тех, кто тебя критикует. Но согласитесь же, капитолий Холкомба значительно хуже во всех тех аспектах, за которые вы нас разбомбили. Почему же вы вчера так его расхвалили? Или у вас было такое особое задание?

– Не льстите мне. Никаких особых заданий у меня не было. Неужели вы думаете, что кому-то в газете есть дело до того, что я пишу в колонке об интерьере? Кроме того, от меня вообще не ждут статей о капитолиях. Просто я устала от интерьеров.

– Тогда почему же вы расхвалили Холкомба?

– Потому что его капитолий настолько ужасен, что высмеивать его просто скучно. И я решила, что будет забавнее, если я восхвалю его до небес. Так и вышло.

– Значит, такая у вас позиция?

– Значит, такая у меня позиция. Но моей колонки никто не читает, кроме домохозяек, которым все равно не хватит денег на приличную отделку, так что это не имеет значения.

– Но что вам действительно нравится в архитектуре?

– Мне ничего не нравится в архитектуре.

– Ну, вы, конечно, понимаете, что я вам не верю. Зачем же вы пишете, если ничего не хотите сказать?

– Чтобы чем-то себя занять. Чем-то более мерзким, чем многое другое, что я умею. Но и более занятным.

– Бросьте, это не слишком хорошая отговорка.

– У меня вообще не бывает хороших отговорок.

– Но вам же должна нравиться ваша работа.

– А она мне нравится. Разве незаметно? Очень нравится.

– Признаюсь, я вам даже завидую. Работать в такой мощной организации, как газетный концерн Винанда. Крупнейшая организация в стране, привлекшая лучшие журналистские силы…

– Слушайте, – сказала она, доверительно склонившись к нему, – позвольте вам помочь. Если бы вы только что познакомились с моим отцом, а он бы работал в газете Винанда, тогда вам следовало бы говорить именно то, что вы говорите. Но со мной дело обстоит не так. Именно это я и ожидала от вас услышать, а мне не по душе слышать то, чего я ожидаю. Было бы куда интереснее, если бы вы сказали, что концерн Винанда – огромная помойная яма, бульварные газетенки; что все их авторы гроша ломаного не стоят.

– Вы на самом деле такого мнения о них?

– Вовсе нет. Но мне не нравятся люди, которые говорят только то, что, по их мнению, думаю я.

– Спасибо. Ваша помощь мне очень пригодится. Я еще не встречал никого… впрочем, этого вы от меня как раз слышать не хотите. Но о ваших газетах я говорил вполне серьезно. Гейл Винанд всегда восхищал меня. Мне безумно хочется с ним познакомиться. Какой он?

– Его очень точно охарактеризовал Остин Хэллер. Лощеный выродок.

Он поморщился, припомнив, где именно слышал эти слова Остина Хэллера. Он видел перед собой тонкую белую руку, перекинутую через подлокотник дивана, и все связанное с Кэтрин показалось ему неуклюжим и вульгарным.

– Но я имел в виду – какой он человек?

– Не знаю. Я с ним незнакома.

– Не может быть!

– Это так.

– А я слышал, что он очень интересный человек.

– Несомненно. Когда мне захочется чего-нибудь извращенного, я непременно с ним познакомлюсь.

– А Тухи вы знаете?

– О-о! – сказала она. Он заметил в ее глазах то выражение, которое уже видел однажды, и ему совсем не понравилась ее приторно веселая интонация. – О, Эллсворт Тухи! Конечно же, я его знаю. Он великолепен. Вот с ним я очень люблю поговорить. Это идеальный мерзавец.

– Но, мисс Франкон, позвольте! Кроме вас, никто никогда…

– Я не стараюсь вас шокировать. Я говорю совершенно серьезно. Я им восхищаюсь. В нем такая цельность, такая завершенность! Согласитесь, в этом мире не так уж часто приходится видеть совершенство, с каким бы знаком оно ни было. А он и есть совершенство. В своем роде. Все остальные настолько не закончены, разбиты на кусочки, которые никак не могут собрать воедино. Но только не Тухи. Это монолит. Иногда, когда ожесточаюсь на весь мир, я нахожу утешение в мысли, что буду отомщена и этот мир получит все, что ему причитается, сполна, ведь в нем есть Эллсворт Тухи.

– Вы жаждете отмщения – за что же?

Она посмотрела на него. Ее веки приподнялись на мгновение, так что глаза больше не казались прямоугольными. Они были ясны и ласковы.

– Очень умно, – сказала она. – Это первая умная вещь, которую я от вас услышала.

– Почему?

– Потому что вы поняли, что выбрать из всей словесной трухи, которую я тут наговорила. Так что придется мне вам ответить. Мне бы хотелось отомстить миру за то, что мне не за что ему мстить. Давайте лучше продолжим об Эллсворте Тухи.