Филипп Эриа - Испорченные дети

Я не могла подняться со скамейки. Вдруг самым нелепым образом в памяти всплыл тот маневр, который я в свое время применила против дочки Мортье: призрак болезни, вызванный мною, чтобы разрушить их брак... Ложь обернулась теперь против меня. Более того: ложь оказалась правдой.

Наконец я поднялась... Я увлекла за собой тетю Луизу в самый дальний конец сада. Но и здесь я все еще молчала, не подымала головы. Моя мысль, следуя давно проторенным путем, сама, без посторонней помощи, нащупала истинные побуждения нашей семьи. Я прошептала:

- А поскольку наш брак всех устраивал, все улаживал, нас забыли предупредить перед свадьбой... Ох, тетя Эмма, тетя Эмма!

Я сама почувствовала, что еще никогда не произносила ее имя таким голосом, как произнесла сейчас, с такой проникновенной силой ненависти. Тетя Луиза тоже уловила это.

- Боже мой, - заплакала она.- Я знаю, о чем ты думаешь. Но пожалей ее ради меня. Она же моя сестра. И если бы ты ее видела! У нее приступ, она чуть не кричит от боли! Ох, только потому я и согласилась вместо нее поговорить с тобой, ведь она так меня просила!

- Нет, тетя Луиза. Вовсе не потому она тебя сюда отрядила, а сама заперлась в своей комнате. А потому, что она боится.

- Боится?

- Да. Боится того, что я должна была бы сделать.

3

- Никаких перемен, - сообщила сиделка. - Он все еще в беспамятстве.

Она видела, что я вернулась сраженная, сломленная. Теперь уже нечего было бояться, что мое удивление или страх проявят себя бурно. Я сама, без ее просьбы, говорила еле слышным голосом. Теперь уже не было причины не пускать меня в гостиную; вполне достаточно того, что мы сели в дальнем углу комнаты.

- Что, по-вашему, мадемуазель, означает это состояние, то есть почему оно так затянулось? Нет, скажите откровенно, что вы сами думаете?

- Мне кажется, мадам, что сейчас трудно делать прогнозы.

- Я вижу, вы боитесь сообщить мне ваше мнение... Возможно, вас настроили против меня. Сказали вам, должно быть, что я слишком экзальтированная.

- Мадам, в первую очередь я слушаюсь врачей,

- Ах так? А кто вас лично пригласил? Доктор Освальд?

- Да. Чаще всего я работаю с ним.

- Чудесно. Я только что виделась с ним в Ларибуазьере. Он сказал, что надеется сегодня вечером вынести окончательное суждение. Но ведь вы наблюдаете за моим мужем все время, каждую минуту...

- Ничего не могу вам сказать, мадам. По совести говорю. Кровоизлияния пока еще нет, но оно может произойти с минуты на минуту и без всяких предварительных симптомов... Сам доктор Освальд не мог бы вам сейчас ничего другого сказать. Возможно, нынче вечером, когда после несчастного случая пройдет больше полутора суток...

Передо мной, словно туннель, открывался бесконечно длинный день. На другом его конце брезжил свет - врачебный консилиум, но я не могла ничего различить; что-то меня ждет там? Катастрофа или умиротворение? А до тех пор... Я продолжала по-прежнему шепотом:

- Мадемуазель... простите, как ваша фамилия?

- Бюри.

- Мадемуазель Бюри, я хочу остаться здесь, в этой комнате. Хочу быть при муже. Если вы считаете, что это по каким-либо причинам неудобно, прошу вас, позвоните доктору Освальду и спросите его: я больше чем уверена, что он даст мне свое разрешение.

- Это лишнее, мадам. Вы вполне можете остаться здесь.

Стало быть, мадемуазель Бюри поняла меня с полуслова, раз с такой легкостью стала на мою сторону. Значит, я не ошиблась; даже сквозь густую завесу загадок и тайных сговоров, которые окружили ее в нашем доме, проницательность и опыт позволили ей довольно быстро разобраться в происходящем; во всяком случае, разобраться настолько, чтобы не совершать ложных шагов и беспрепятственно выполнять свои обязанности. Возможно, ей только этого и требовалось, но именно благодаря этому я была избавлена от необходимости ставить точки над "и", от необходимости подчеркивать свои права, напоминать, что я жена больного.

- К тому же, как только дверь гостиной закрылась за мной, то, что происходило здесь, то страшное, что могло произойти, целиком поглотило меня. Особняк Буссарделей, где незримо присутствовали мои родственники, не желавшие, чтобы здесь присутствовала я, чьи чувства были враждебны моим чувствам, вдруг потерял в моих глазах все то значение, которое я так долго и так упорно ему приписывала. Он утратил даже свою реальность. Вся моя замкнутая в себе вселенная свелась теперь к этой узкой кровати, где находился между жизнью и смертью тот, кому я вручила свою судьбу.