Филипп Эриа - Золотая решетка

- Манюэль, - сказала Агнесса, разыскав племянника в соседней гостиной. - Я отдала долг вежливости и теперь удираю. Сестра остается на твоем попечении. Приведи ее домой.

- Не беспокойся за нас, - ответил Манюэль. - В наши годы можно обойтись без няньки.

- Любезен как всегда! Ну что ж, нянька покидает вас без малейших угрызений совести.

- Агнесса! Агнесса! - воскликнула Сибилла Мофрелан, схватив ее за рукав. - Вы уже уходите?

- Да, моя дорогая. Но оставляю вам своего племянника и племянницу. А я не могу. Право, не в силах. Такое множество народу. Я еще не гожусь для светской жизни. Совсем отвыкла.

- Да вы хоть видели моего двоюродного братца Жоффруа?

- Ну, конечно. Он даже сказал мне несколько любезных слов.

- И будьте уверены, что сделал это не просто из вежливости. Он навел справки. Он наводит справки о всех наших знакомых. Вы же понимаете, после своих героических поступков он не желает пожимать руку кому попало. То есть людям, которые дурно вели себя во время оккупации.

- Вот как? А кто же ему дает справки?

- Я, бабушка, все кто угодно. Он спросил у меня: "Скажи, только без дураков, как там эти Буссардели? Якшались с немцами?"

Агнесса даже вздрогнула:

- Он так спросил про нас?

- Да. Я ему ответила: "Ну, о них никто слова дурного не скажет, ручаюсь тебе".

- Как мне благодарить вас, Сибилла? Вы слишком добры.

- Ничуть. Я просто справедлива. Я не забыла, чем вы рисковали ради его бабушки.

- Ну, теперь моя очередь вернуть вам такой же любезный упрек, какой вы мне когда-то сделали, и я скажу: "Сибилла, вы преувеличиваете".

Агнесса сбежала с празднества. Племянница ее и в самом деле могла обойтись без опекунши. Ей, правда, только что исполнилось восемнадцать лет, но у нее уже были все основания считать себя взрослой особой: ей формально предоставили право распоряжаться своим состоянием. И, несомненно, Манюэль, который был на год моложе сестры, тоже получит это право, достигнув восемнадцати лет. Жильберта и Манюэль были детьми Симона от первого брака и после смерти отца, погибшего в плену, остались круглыми сиротами. Не потому ли из всех детей семейства Буссарделей в них меньше всего проявлялось буссарделевских черт? Они держали себя более свободно, чаще вращались в свете, чем их многочисленные кузены и кузины, больше встречались с мальчиками и девочками иного общественного круга, имели на все свои собственные взгляды, притом далеко не всегда наивные. Так, например, они, несмотря на юный свой возраст, весьма заботились о своих материальных интересах (в этом они еще немного походили на остальных членов семейства), но говорили, что времена недвижимого имущества уже миновали, оно уже не приносит больших прибылей, опутано всякими ограничениями, мораторием, шкалой налогов, - словом, становится все менее и менее доходным. Поступление крупных сумм в установленные сроки платежей отошло в прошлое, и бывшим владельцам участков следует немедленно заменить свое недвижимое имущество движимым. Подобные теории, основанные на весьма незначительном опыте, вызвало! в семье негодование, особенно у старейших ее членов, которые еще помнили, какие сказочные прибыли приносили земельные участки. Нападать на догмат святости недвижимого имущества - значило ниспровергать основу основ династии Буссарделей. Только мачеха, состоявшая опекуншей двух еретиков, да их бабушка с отцовской стороны прислушивались к ним, но терпимость Жанны, второй жены Симона, можно было объяснить нежеланием портить отношения с падчерицей и пасынком, а Мари Буссардель была ослеплена своей страстной нежностью к внукам, на которых она перенесла всю свою любовь к погибшему сыну. Валентин, являвшийся вторым опекуном, не разделял этих новых взглядов и не желал давать свое согласие на продажу недвижимого имущества, унаследованного племянниками, как то предлагали его мать и невестка. Он предпочел избавиться от ответственности и настоял на досрочном предоставлении им прав юридической дееспособности, что позволяло им поступать как угодно.

Первое немаловажное следствие этого совсем недавнего освобождения Жильберты от опеки выразилось, однако, не в продаже земельных владений. Через несколько месяцев бойкая девица стала героиней события, о котором Агнесса узнала, уже будучи на мысе Байю - она наконец возвратилась на остров, заперев свою квартиру на площади Брезиль, ибо решила сохранить ее за собой на случай приездов в Париж. Наконец-то она могла вновь любоваться летом, осенью и зимой своим красным домиком в сиянье южного солнца, амфитеатром скал и морскими просторами. На мысе ничего не изменилось. Не изменилось ничего ни в Кань, ни в Ле Лаванду. О судьбе ее подруги не было никаких вестей. Мано со дня ареста исчезла бесследно, а освобождения заключенных из концентрационных лагерей, находившихся на территории Германии, нужно было ожидать еще долгие месяцы.