Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

– Я не желаю придираться, – начал Буттервел.

– Надеюсь, что я не подал к тому повода, – сказал Кросби.

– Да я и не говорю этого. Но мы в совете полагаем…

– Позвольте, позвольте, Буттервел. Если вы хотите сказать что-нибудь неприятное, так уж лучше пусть оно выскажется в совете. Тогда это будет не так неприятно, уверяю вас.

– Но все, что происходит в собрании членов совета, должно иметь официальное значение.

– Это для меня все равно. Я скорей предпочту эту форму, нежели другую.

– Вот дело в чем. Мы полагаем, что вы берете на себя слишком много. Конечно, если тут и есть ошибка, то она не может служить упреком для вас, потому что это происходит от вашего усердия к делу.

– А если я не стану делать, так кто же станет? – спросил Кросби.

– Совет в состоянии исполнить все, до него касающееся. Полноте, Кросби, мы много лет знаем друг друга, и я вовсе не желаю с вами ссориться. Я потому так говорю вам, что вам же будет неприятно, если дело это примет официальный вид. Оптимист не имеет обыкновения сердиться, но вчера он был просто рассержен. Вам лучше выслушать меня и заниматься своим делом немного потише.

Кросби, однако же, не имел расположения спокойно получать выговоры. Он чувствовал себя обиженным и готов был вступить в бой с встречным и поперечным.

– Я исполнял свои обязанности по силе разумения, мистер Буттервел, – сказал он, – и кажется, всегда удовлетворительно. Назовите мне человека, который может указать на незнание мною дела. Если я трудился более чем следовало, так это оттого, что другие не выполняли своих обязанностей, как должно.

При этих словах лицо Кросби омрачилось, и комиссионер заметил, что секретарь не на шутку разгневался.

– О! Очень хорошо, – сказал Буттервел, вставая со стула. – При таких обстоятельствах мне предстоит только передать дело председателю, и он сообщит вам свое мнение в совете. Мне кажется, вы поступаете неблагоразумно, право, так. Что касается меня лично, то я руководился дружественным расположением, – сказав это, мистер Буттервел удалился.

После полудня того же дня, между двумя и тремя часами, Кросби, по обыкновению, пригласили в совет. Это делалось ежедневно, и он обыкновенно занимался там около часа с двумя из трех членов, подкрепивших силы свои рюмкою хереса и бисквитом. В настоящем случае точно так же принялись за обычный труд, но Кросби не мог не заметить, что взаимные их отношения изменились. Все три члена находились налицо. Председатель отдавал свои приказания важным, надутым голосом, который при хорошем расположении духа не был ему свойствен. Майор Фиаско почти ничего не говорил, но в его взгляде отражался луч самодовольного сарказма. Дела совета шли худо, и он радовался. Мистер Буттервел был замечательно учтив в обхождении и более обыкновенного развязен. По окончании занятий в мистере Оптимисте обнаружились признаки какого-то беспокойства, он то вставал, то опять садился, перебирал кучу бумаг, которые лежали перед ним, и заглядывал в них через очки. Наконец он выбрал одну из них, снял очки, откинулся в кресле и начал маленькую речь.

– Мистер Кросби, – сказал он, – всем нам очень приятно, очень приятно видеть ваше усердие и деятельность на служебном поприще.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Кросби, – я люблю службу.

– Так, совершенно так, мы все это чувствуем. Но мы думаем, что вы – если б я сказал, – принимаете на себя слишком много, то, может быть, я сказал бы более, чем мы намерены выразить.

– Не говорите более того, что намерены сказать, мистер Оптимист. – При этих словах глаза Кросби слегка осветились блеском минутного торжества, то же самое было заметно и в глазах майора Фиаско.

– Нет-нет, – сказал мистер Оптимист, – я скорее недоскажу, а не скажу лишнего такому отличному чиновнику, как вы. Но вы, вероятно, понимаете, что я хочу выразить?

– Не знаю, точно ли я вас понимаю, сэр. Если я не принял на себя лишнего, что же я сделал такое, чего не следовало бы делать?

– Во многих случаях вы отдаете приказания, на которые следовало бы вам предварительно получить разрешение. Вот один пример. – И отложенная бумага явилась на сцену.

В этом случае секретарь был очевидно виноват по буквальному смыслу закона, и он не мог найти оправдания, даже основывая это оправдание на существенной необходимости.

– Если вам угодно, чтобы я вперед ограничивался положительными инструкциями, я исполню это, но мне кажется, что вы сами найдете это неудобным.