Лион Фейхтвангер: Пеп

ты знала ли хоть раз,

что горькая слезинка

сладка для женских глаз?!

Любовной "мукой ада"

себя разбереди,

чтоб вызвать, если надо,

стеснение в груди.

С полночи до рассвета

о ком-нибудь скучай.

А ну-ка, слышишь, Этта,

сентиментальничай!

Путешествуя недавно по какой-то балканской стране полудикой,

во время поломки автомобиля я встретила адвоката двадцати шести лет.

Он был бородат, непричесан, притом оказался заикой.

Сложенья отнюдь не спортивного, он был ужасно одет.

Вы думаете, он делал доллары? Как бы не так! Этот малый

строчил большевистские книжки и сочинял стихи!..

Но вокруг, понимаете, все прямо благоухало

розами, из которых в этой балканской стране изготовляют духи.

И этот мой оборванец был так чертовски потешен,

что, говоря откровенно, я бы в ту ночь предпочла

задержаться в отеле... Поздней я в газетах прочла,

что за свою агитацию этот мой адвокат осужден и повешен.

Возвращаясь домой

на пароходе,

я думала: "Боже мой!

А жизнь-то проходит!

Ах, Этта, Этта, Этта!

По правде говоря,

сентиментальность эта

придумана не зря.

Любви себя лишая,

теряешь аппетит!

Интрижка небольшая

тебе не повредит!

Без чувства жить убого!

Чтоб силу обрести,

нам надо хоть немного

сентиментальности.

И опять начинается зимний сезон.

Предстоят два больших и три малых приема.

С Вильямом В. я обязательно поеду в Вашингтон,

где мы будем гостями Белого дома.

Итальянскую оперу мы намерены посетить в Нью-Йорке,

а также послушать известного немецкого скрипача.

Кроме того, я имею в виду побывать у врача

и заказать себе (десятую по счету) шубу из норки.

Что касается нашего сына, то он подрос, между прочим,

а наша младшая дочь - уже почти что невеста.

Сын прекрасно играет в теннис. Мы его в дипломаты прочим.

Дочь мы выдадим замуж за короля нефтяного треста.

А у Вильяма В. будут расти и расти доходы.

И каждый может только мечтать о такой счастливой судьбе.

И так за годами будут тянуться годы,

пока не настанет час, когда бог меня позовет к себе.

Вокруг моей постели столпятся дети и многочисленные внуки

и будут смотреть, как я, остывая, лежу.

Но перед самой смертью я в последний раз возьму себя в руки

и так, чтоб никто не услышал, себе тихонько скажу:

"Ах, Этта, в час прощальный,

когда пришел конец,

стать чуть сентиментальной

ты можешь наконец.

Последняя дорога!

Прощай, земная твердь.

Нет чувств. И как убога

Бесчувственная смерть".

Так, тихо умирая,

я буду напевать.

И на пороге рая

не стану унывать!

За горло смерть хватает:

последнее "прости"!

Но мне теперь хватает

сентиментальности!