Генри Фильдинг - Дневник путешествия в Лиссабон

Нам, однако, так не терпелось продолжить плавание, что из оставленного на берегу добра ничто не могло нарушить наше счастье, чему, надо сказать, способствовало и еще много приятных обстоятельств. Погода стояла невыразимо прекрасная, и мы все сидели на палубе, когда наши паруса стали наполняться ветром. К тому же вокруг мы видели десятка три других парусников в таком же состоянии, как наш. И тут мне пришла в голову одна мысль, которая, при всей ее очевидности, возможно, не каждого посетила в нашей небольшой флотилии: когда я представил себе, сколь неравномерно мы продвигались под воздействием некоей высшей силы, коя при нашем бездействии толкала нас вперед по намеченному пути, и сравнил это с медленным продвижением утром, без такой помощи, я невольно задумался над тем, как часто в жизни величайшие таланты дожидаются попутного ветра либо, если рискнут двинуться с места и пытаются лавировать, почти наверняка будут выброшены на скалы и в зыбучие пески, что изо дня в день готовятся их пожрать.

И тут нам повезло, мы вышли melioribus avibus {При весьма благоприятных предзнаменованиях (лат.).}. Ветер у нас на корме посвежел так бойко, что казалось, берег от нас удаляется так же быстро, как мы от берега. Капитан заявил, что уверен в ветре, то есть что ветер не переменится, но он уже столько раз нас разочаровывал, что мы перестали ему верить. Однако сейчас он сдержал слово получше, и мы потеряли из виду свою родину так же радостно, как обычно бывает при возвращении к ней.

Воскресенье. На следующее утро капитан сказал мне, что, по его мнению, мы находимся в тридцати милях западнее Плимута, а еще до вечера объявил, что мыс Лизард, которым заканчивается Корнуолл, находится в нескольких милях с подветренной стороны. За день ничего примечательного не произошло, если не считать благочестия капитана, который призвал всю команду на молебен, и отслужил его на палубе простой матрос, с большей силой и умением, нежели обычно это делают молодые приходские священники, а матросы выслушали более внимательно и пристойно, нежели ведет себя городская паства. Я лично убежден, что если бы напускное пренебрежение торжественным обрядом, какое я наблюдал у разряженных джентльменов и леди, опасающихся, как бы их не заподозрили в том, что они молятся искренне, было выказано здесь, оно заслужило бы презрение всех собравшихся. Честно говоря, из моих наблюдений над поведением матросов в этом путешествии и из сравнения его с тем, какими я раньше видел их в море и на берегу, я убедился, что на суше нет никого столь бездельного и распутного, а когда они в своей стихии, никто из людей их состояния не проявляет и половины их прекрасных качеств.

Но все эти прекрасные качества они неизменно оставляют на борту; матрос без воды - создание столь же жалкое, как рыба без воды, ибо хотя он, как и прочие земноводные, кое-как прозябает на суше, но если оставить его там подольше, рано или поздно становится невыносим.

Корабль был в движении с тех самых пор, как подняли паруса, поэтому наши женщины вернулись к своей болезни, а я к своему одиночеству и двадцать четыре часа кряду почти не открывал рта, чтобы сказать кому-либо хоть слово. Это обстоятельство - оказаться запертым на площади в несколько квадратных ярдов с двумя десятками человеческих существ, ни с одним из которых нельзя поговорить, - было редким, почти небывалым, и вряд ли когда-нибудь происходило с человеком, которому оно так противно, как мне, или мне в такое время, когда мне требовалось больше пищи для наблюдений и размышлений. Этому обстоятельству, которое судьба приоткрыла мне еще в Даунсе, я обязан первой серьезной мыслью о том, чтобы вступить в ряды писателей-путешественников; некоторые из самых забавных страниц, если они заслуживают такого названия, были навеяны самыми неприятными часами, когда-либо выпадавшими на долю автора.

Понедельник. В полдень капитан проделал необходимые наблюдения, и оказалось, что к северу от нас, в нескольких лигах, находится Ушан и что мы выходим в Бискайский залив. Мы прошли там всего несколько миль, когда попали в штиль; свернули паруса, от которых не было никакого толку, пока мы находились в таком неприятном положении, которое матросы ненавидят лютее самой неистовой бури. Нас сильно смутила пропажа отличного куска соленой говядины, которую вымачивали в море, с целью освежить ее, - странное, мне кажется, свойство для соленой воды. Вор был тут же заподозрен и вскоре после этого выловлен матросами. То была огромная акула, которая, не зная своего счастья, проглотила и еще один кусок говядины вместе с большим железным крюком, на который тот был нацеплен и за который ее втащили на корабль.