Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

- Расскажите мне о себе, - попросил он, зная, что это говорит его тревога.

- Хорошо. Только не ожидайте от меня рассказа о том, как "я оказалась жертвой роковых обстоятельств".

- Готов побиться об заклад, что вы из провинции, как и я.

- Я так и знала, что вы - провинциал! Парочка провинциалов, которым повезло в столице!

- А вам повезло?

- У меня не было ни гроша в кармане и ни души близких, когда я приехала в Нью-Йорк.

- Сколько вам лет?

- В августе будет двадцать.

- Что вы делали до приезда сюда?

- Я из Лимы, штат Огайо, если это вас интересует. Работала в парикмахерской, самой лучшей в городе, маникюрила мозолистые лапы проезжих коммивояжеров. Скопила триста монет тайком от па и ма - знай они об этом, они б стали драть с меня больше за квартиру и стол. По понедельникам, средам и пятницам вечером я танцевала в Парижской школе салонных танцев. Сперва брала уроки, потом сама их давала. Ну вот, папашка, хватило с вас?

- Ваш отец был, наверное, рабочий?

- А как же. Сигнальщик на "Пенн". Ма работала на фабрике, пока не заболела. Еще что прикажете? - шутливо спросила она тоном кельнерши.

- Я когда-то работал в механической мастерской.

- Вот и чудесно! Парочка провинциальных ребятишек пролезла в класс богатеев и живет припеваючи.

- Что вы называете "жить припеваючи"?

- Детка, я копила денежки, когда полировала чужие ногти, коплю денежки и теперь. А кроме того, я берегу свое здоровье.

- Здоровье, правда, замечательное.

- Рано или поздно наступит и для меня счастливый день.

- Как же это, Бетти?

- Не знаю, "как" я этого достигну, зато знаю, "чего" я хочу. Когда-нибудь я позволю себе растолстеть! - Она приподняла руками свои груди, как будто их тяжесть была так велика, что тянула ее торс книзу. Вот когда придет такой день, что мне можно будет начать толстеть, тогда я и буду счастливой! - Она расхохоталась, потянулась кверху и поцеловала его в губы. Прикосновение ее тела к его коленям разожгло его; ее губы охладили его.

- Сколько вы мне дадите, папаша?

- Пока еще не решил.

- Ну-ну, не пугайте! - Она ущипнула его за нос. - Мне это сейчас все равно. Честное слово, все равно. Конечно, завтра я буду думать иначе... А через пятнадцать лет - и подавно. По сейчас мне безразлично. Вы мне нравитесь. Я бы вас теперь не отпустила, даже если б вы дали мне фальшивую бумажку.

- Смешная вы девочка.

- Я же сказала, что вы мне нравитесь. И потом, я верю в везенье. Вам сегодня повезло, понимаете? Почти каждый вечер мой постоянный обожатель торчит за кулисами, и, попади вы в другой раз, мне пришлось бы посмотреть на вас как на пустое место. Но он уехал в Чикаго, понимаете? Вы мне верите?

- Верю.

- Если б я действительно беспокоилась о деньгах, разве бы я стала об этом говорить? Не такая уж я дура! Просто мне любопытно знать, какой вы.

- Я дам вам сто долларов.

- Ну! У вас так много денег? - Она весело захохотала, вскочила, развела руками, спустила с плеч пеньюар, обнажив совершенную по форме, похожую на яблоко грудь. - А как по-вашему, стою я этих денег?.. Почему вы меня не целуете? Что такое с вами?

- Не знаю, Бетти.

- Может быть, я вам не нравлюсь?

- Может быть, наоборот, Бетти.

Она прикрыла свою наготу.

- Не смейте!.. - сказала она. - Не смейте! Что за чушь! Мы оба были бедняками. Бедняки - наш класс. Сердцем мы навсегда останемся в нем. Как же! Душные комнатенки, полные кухонного чаду, вонючего мыла и визгливых ребятишек. Бобы со свиным салом. Пропахший потом ухажер, которому за пять радостных ночей нужно отдать еще пятьдесят лет в душной комнатенке с кухонным чадом, и мылом, и ребятишками. Разве я не знаю? Это - наша среда, понимаете вы? К ней мы принадлежим сердцем, но не головой. Вот мы двое, мы были похитрее, и мы вырвались. Головой мы пробили себе путь в другой класс, где живут в шикарных квартирах, и стирку отдают на сторону, и детей тоже, если случаются дети. И из этого класса мы вытягиваем все, что можно.

Она стащила Маркэнда со стула и, свернувшись в клубок, прижалась к нему.

- Сто - это слишком много, сто вы мне не можете дать. Но вы можете любить меня.

Он отстранил ее.

- Что такое? Я нам, и правда, не нравлюсь?

- Очень нравитесь.

- Мне казалось, что мы понимаем друг друга.

- Бетти, это так и есть. В том-то и дело. Не сердитесь. - Он положил на рояль стодолларовый билет. - Мне нездоровится.

- Не лгите.

- Хорошо, я не буду лгать. Вы заставили меня задуматься... То, что вы говорили... Я хотел вашего тела. Я и сейчас хочу его.

- Вот что я вам скажу: берите обратно ваши сто долларов.