Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

Он думал: - Гармония нашей половой жизни. Неужели только это делало меня счастливым? Но я думал, что женщина...

- До чего глуп! - сказал он вслух.

Они молчали оба, и каждый сознавал, что слова привели их к пониманию той близости, которая лежала вне этих слов. Физической близости. Такой, какой не допускают слова. Перед ними неясно обозначился новый мир - мир необычного. Теперь, когда все было сказано, он придвинулся и стал между ними и позади них. Только перейдя через него вместе и подчинив его себе, этот мир необычного, можно было освободиться от него и возвратить утраченную близость.

- Я ничего не могу сказать, - проговорил он. Он вдруг почувствовал усталость, точно внутренний взор его провидел гору и тело знало, что должно взойти на нее.

- Иди ложись спать, - ласково сказала она.

Он разделся, погасил свет и лег на свою постель. Он заснул почти мгновенно. На улице стало совсем тихо, влажный ветер пригнал с юга тучи, и в полночь они разразились дождем над городом. Внезапно проснувшись, Маркэнд приподнялся на постели и склонился над Элен. Рука его сжимала край ее одеяла, словно хотела сорвать его прочь. Элен неподвижно лежала на спине и дышала так тихо, что он не мог сказать с уверенностью, спит ли она. Но преграда между ними... Он отодвинулся на свою постель и долго лежал с открытыми глазами.

2

Маркэнд силился понять, что с ним происходит. В чем же дело?.. Но это ему не удавалось, и однажды он понял почему: он не знал, где искать ответа на этот вопрос. - Черт возьми! - сказал он себе. - Я так же беспомощен, глядя внутрь самого себя, как если бы глядел на звезды, желая без телескопа определить их движение. - Он бормотал до тех пор, пока мисс София Фрейм, его помощница и секретарь, не оглянулась на него из-за своего стола.

- Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? - спросила она. Он повернулся к ней: мужская фигура, длинное умное лицо, глаза, скрытые очками.

- Нет, благодарю вас. Это я, должно быть, со сна.

Она сдержанно рассмеялась его шутке, а Маркэнд в это время спрашивал себя: - Когда она спросила, не может ли она помочь мне, почему я прежде всего поспешил взглянуть на ее тело? Разве мне нужна женщина? Нет, не то. Если б это было так просто! Чего не хватает ее телу? Знаю. Много плоти, мало жизни. Может быть, в этом - ключ к разгадке? Жизнь... мне нужна жизнь.

На столе у Маркэнда стояла шкатулка, подарок Элен, всегда наполненная душистым английским табаком. В ящике лежало несколько трубок; он выбрал из них одну, раскурил и втянул пьянящий дым. Было уже после полудня, он с утра напряженно и долго работал. Дым трубки показался ему необыкновенно сладким, может быть оттого, что он устал: но вернее потому, что сегодня в нем как-то необыкновенно обострены были все чувства. Завтрак был необычайно вкусный, горький эль оставил особое терпкое ощущение во рту; на улице он обращал внимание на встречных девушек, и почти все казались ему хорошенькими; их лодыжки, округлые груди, щеки, пылающие от холода (март на исходе снова вернулся к зиме), тревожили его и смущали. Он выпустил облако дыма и посмотрел в окно. Его контора помещалась в верхнем этаже здания, близ западного конца Уолл-стрит, и ему видна была река, видны были пароходы на ней, видны были темные шумные грязные улицы, осененные Бруклинским мостом. Все это было прекрасно: радужная окраска сумеречных вод, дым пароходов, повисший в воздухе под громадами туч. Он сделал долгую затяжку - что за трубка! - и выдохнул дым. Предположить, что вот в эту минуту у него отняли бы табак. - Как бы я дрался за него! - Значит, табак нужен ему. В это мгновенье он понял, как непрочна его жизнь. Он отложил трубку и вдруг вспомнил, что работает в табачной промышленности. - Когда я в последний раз думал об этом? - Казалось, до сих пор он никогда не осознавал все так отчетливо. Ну конечно! И он, и "Дин и Кo", и ОТП занимаются табаком. Что ж, это не так плохо. Табак - вещь, приятная на вкус, помогает сделать сносной жизнь, о которой ему ровно ничего не известно. Но весь этот сложный механизм... гроссбухи, отчеты, векселя, торговые сделки, махинации... все это без остатка поглощало табак! Именно здесь, в этой стороне дела, заключалось нечто, о чем он никогда до сих пор не задумывался, - и именно здесь что-то было не так. - Отчего в табачном предприятии ни малейшего места не занимает табак, самый вкус его? Что же составляет жизнь нашего предприятия? Табак? Ничуть не бывало! Цены, сделки, недвижимость, реклама... все, кроме табака.

Он знал, что эта мысль бесспорна и сентиментальна.