Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

Он взял руку Теодоры и, держа ее в своей, начал потихоньку ритмически похлопывать ею по одеялу.

- Так не построить нового мира, Тед. Это - игрушка. А игрушка игрушкой и остается. Игрушечные локомотивы не вырастают в настоящие паровозы, куклы не вырастают в живых детей. Конечно, все это очень мило, если быть честным и сознаться, что мы переживаем второе детство.

Она с ненавистью слушает его слова. Почему он не говорит прямо о ней, о них обоих? Ведь только это одно имеет значение. Но она не может так легко уступить ему победу.

- Какой же есть другой путь, кроме воспитания?

- Это не воспитание. Эти малыши ничему не научатся. Разве только единому главному закону внешнего мира: не смешивать идеала с действительностью.

Она должна ответить ему - ведь она его учительница. У нее не хватает воли ответить. Он крепко держит ее руку. Давно уже он не был ей так близок.

- Ты хочешь воспитывать детей? Отлично, - сказал он. - Начни с начала. Воспитание должно начинаться не здесь. Поведи их в Люси. Пусть они услышат все громкие слова: патриотические речи, проповеди в церквах. А потом пусть они посмотрят, как те же люди ведут свои дела, как они обращаются со своими женами и детьми. Пусть они задают неприятные вопросы о войне, о Джиме Кроу, о суде Линча. Поведи их на негритянские фермы, пусть они вдоволь насмотрятся на несправедливости. Вот это будет воспитание. А пока ты не делаешь этого, вся нежность миссис Сильвер к милым маленьким букашкам под стеклянным колпаком и весь философский анархизм добряка Ленни останутся только... только колыбельной песенкой для тех, что живут на Севере.

Он все еще стискивает ее руку. Когда он вводит ее в круг своих мыслей, делает их частью, все хорошо, что бы он ни думал. То, что он сказал, унижает ее разум и ее волю. Пусть. Не все ли равно? Униженная, она так близка к нему... близка, правда, лишь любовной близостью, но это длительнее и спокойнее.

- Дэв, что нам делать?

Он вдруг вспомнил о себе и о женщине рядом с ним. Он уронил ее руку. И она тотчас же берет обе его руки; она не может удержаться от этого.

- Дэв, тут ничем не поможешь. Мы бессильны спасти мир. Мы можем спасти только себя. Мы можем жить только друг для друга. Будь моим мужем, Дэвид.

- У меня есть жена...

Она не поняла.

- Я знаю, что она не даст тебе развода: она ведь католичка. Я не то хотела сказать. Я хотела... О Дэвид, я хочу сказать: возьми меня.

- Это не так просто.

- Это может быть очень просто.

Она отпустила его руки и встала перед ним совсем близко, своим телом... глазами и полуоткрытым ртом притягивая его к своему телу. Это был ее ответ. И его выразительность вызвала в нем отклик. Потому что ее тело было для него наркотиком, и он нуждался во все большей дозе. Может быть, если б он совсем потерял власть над собой, ее тело поглотило бы его совсем. В этом была бы та простота, которой она так страстно хотела, и конец всех его исканий. Он слегка отстранил ее, оставив руки у нее на плечах.

- Ты презираешь тот путь спасения, который избрала Элен, не правда ли, Тед? Ее Христос... слишком прост... как ваши старомодные десять заповедей...

Это разум его стал теперь над ней господином, разум его, который она пробудила от спячки. - Пусть он бичует меня своим разумом, только, бичуя, пусть прижимает к себе.

- ...Тогда, Тед, от этих простых истин ты кидаешься к сложностям - к тому, что ты зовешь современными истинами. Но ты не можешь справиться с этим: все смешивается и рвется на куски. И вот ты кидаешься назад, к простоте, которая еще ужаснее в своей нереальности.

- Я реальна! - Это крик ее воли, и где-то, далеко и в то же время близко, ее отец подсказывает ей: "Мое существо реально! И моя любовь реальна..."

Он придвинул свое лицо еще ближе.

- Я не так уверен, - сказал он.

Зазвонили к ужину. Крики детей взвивались вверх, в отражающееся на деревья темное небо. Ветер улегся.

Тогда она отступает от него; она скрещивает руки под грудью, высоко вскидывает голову.

- Иди ты к черту! - говорит она. - Ты пуританин, отвратительный пуританин из Новой Англии.

- Давай останемся и выясним все до конца, - сказал он.

- Хорошо.

И вот Тед Ленк и Маркэнд на молу в Люси глядят, как пароход, снаружи весь белый, а внутри гнилой, как испорченный зуб, покачиваясь, отходит от пристани. На нижней палубе собрались отъезжающие, дети машут руками, с ними большая часть учителей. Пароход дает свисток, дети кричат; позади них корзины с фруктами и с багажом, разный скарб, канаты, доски, поршни в раскрытой двери машинного отделения; впереди - полусгнивший мол, ветхие товарные склады, грязный склон главной улицы, все расширяющаяся полоса воды... Маркэнд и Тед поворачивают назад.