Генрих Бёлль: Вокзал в Цимпрене

Спор между управлением дороги и Союзом переходил из инстанции в инстанцию, был передан наконец в суд, который решил дело в пользу Союза, и штатные единицы в Цимпрене остались и по-прежнему должны были заполняться.

Особенно яростно сетовал на судьбу молодой Зухток: когда-то в школе ему пророчили блестящую карьеру, а теперь в Цимпрене он руководил участком, за два года не обслужившим даже и одного пассажира — камерой хранения. Старшему кассиру чуть-чуть получше, впрочем, разве что только чуть-чуть. Телеграфисты находят слабое утешение в том, что слышат, как гудят провода, — сообщения, адресованные не им: это доказывает, что где-то, хотя и не в Цимпрене, что-то происходит.

Жены пожилых служащих организовали клуб для игры в бридж, а жены служащих помоложе играли в бадминтон. И тем и другим отравляла удовольствие Флора Клип, которая за недостатком рабочей силы надрывалась на делянках вокруг вокзала; время от времени она прерывала работу и кричала в сторону вокзального здания: «Бездельники! Интеллигентская сволочь!» Были и выражения покрепче, вульгарные выражения, которые, однако, здесь привести невозможно. Госвин тоже воспринимал как вызов поведение молодых, красивых женщин, игравших в бадминтон перед вокзалом, и кричал: «Шлюхи, сплошь одни шлюхи!» — как видим, его лексикон обогатился. Железнодорожники помоложе и неженатые объясняли это знакомством Госвина с молодой аристократкой.

В конце концов дамы всех возрастов сошлись во мнении, что они не могут больше терпеть эту хулу; была подана жалоба, назначено слушание дела, прибыли адвокаты, и Зухток, два года в глаза не видевший клиентов, удовлетворенно потирал руки: за один день сдали две папки и три зонтика! Но радость его была преждевременна: его подчиненный Ульшайд объяснил ему, что дело Зухтока — общее руководство, а принимать вещи входит в его, Ульшайда, обязанности. Ульшайд был прав, и Зухтоку пришлось довольствоваться тем, что вечером, когда за вещами пришли, он получил плату — пять раз по тридцать пфеннигов; впервые за два года затренькал новенький кассовый аппарат.

Умному начальнику станции тем временем удалось договориться с Флорой Клип: она заявила, что готова прекратить свои, как она теперь видит, несправедливые нападки, вдобавок она поручилась за то, что и Госвин больше не позволит себе подобных выходок. Взамен начальник станции, так сказать, в частном порядке, ибо формально это, конечно, недопустимо, разрешил вдове Клип держать в мужском туалете сельскохозяйственный инвентарь, а дамский использовать по прямому назначению. Более того, вдова Клип имеет право — но это уже далеко выходит за пределы обычной любезности и потому должно храниться в строгой тайне — ставить трактор в помещении товарного склада и съедать свой обед, сидя на мягких стульях огромного ресторана. По доброте душевной она иногда сдает продовольственную сумку или зонтик в камеру хранения, потому что ей жаль молодого Зухтока.

Лишь немногим служащим удалось добиться, чтобы их куда-нибудь перевели из Цимпрена; освобождающиеся места все равно должны заполняться, а в управлении округа давно уже не секрет, что Цимпрен — место ссылки; таким образом, к ужасу порядочных людей, еще не успевших добиться перевода, там становится все больше скандалистов, пьяниц, нарушителей порядка.

Несколько дней назад начальник станции с грустью подписал годовой отчет, который засвидетельствовал доход в сумме тринадцати марок и восемнадцати пфеннигов: было продано два билета до Зенштеттена и обратно — причетник и церковный служка приняли участие в ежегодной коллективной прогулке в живописную Лурдскую пещеру близ Зенштеттена; два билета до Хёнкимме — соседней станции — и обратно: старый Бандики возил сына к ушнику; один билет только до Хёнкимме — дряхлая матушка Глуш ездила к своей овдовевшей невестке помочь ей варить сливовое варенье, а обратно ее привез Госвин на багажнике велосипеда; восемь раз сдавался на хранение багаж — две папки и три зонтика адвокатов, два раза продовольственная сумка и один раз зонтик Флоры Клип. И два перронных билета — священник провожал и встречал причетника и служку.

Очень печальный итог для способного начальника станции, который в свое время сам просил перевести его сюда из Хулькина, потому что верил в будущее. Теперь он давно уже в него не верит. Это он до сих пор посылает своему шефу анонимные открытки, иногда даже звонит ему по телефону и, изменив голос, повторяет то же самое: «Цимпрен — наше будущее».