Фриш, таким образом, обобщает. Его "Дневник" - это и размышления, "опыты" наподобие бессмертных монтеневских. Но чего тем не менее решительно нет в его "Дневнике" (как и в его статьях, выступлениях, речах), так это столь принятых в современной нам эссеистике абстрактных, общих формул. Обобщая, Фриш остается в рамках конкретного опыта личности. "Быть реальным!" - так определяет он свою задачу.
Одно из самых очевидных (и в то же время загадочных) достоинств публицистики и прежде всего дневников Фриша - это их адресованность всем. Читателю многих его страниц кажется, что сказанное относится непосредственно к нему, а часто и больше того: что это мог бы сказать и он сам. Разве не такое именно впечатление возникает, например, при чтении одного из первых, включенных в эту книгу, фрагментов "Не сотвори себе кумира"? Разве не согласитесь вы с мыслями о том, что именно о тех, кого любишь, труднее всего высказать определенное, окончательное суждение, что только любовь способна понять бесконечную изменчивость человека, в то время как холодный взгляд со стороны спешит с окончательным приговором и сложность характера подменяет застывшая маска? Но не будем пересказывать мыслей Фриша - читатель познакомится с ними сам. Наша задача - определить характер его разговора с читателями.
В случае Фриша это действительно разговор, хотя и не хочется употреблять это расхожее, относимое ко всем и каждому определение. Разговор, хотя читателя не слышно и он присутствует только как незримый партнер (слово Фриша), к которому обращена мысль автора.
Углубляясь в "Дневник" Фриша, отчетливо понимаешь, что разные книги отдалены на разное расстояние от читателей. Есть в литературе великие произведения, которые поднимают тебя высоко над твоей повседневностью. Таковы, например, философские романы Томаса Манна. Публицистическая, да и художественная (с фабулой и вымыслом) проза Фриша другая: Фриш будто считает некорректным оставлять в стороне твой читательский опыт. Он оперирует тем, что близко многим. (Недаром Фриш мало и с настороженностью высказывался о Томасе Манне - это автор не его направления.)
Несколько отрывков из первого "Дневника" Фриша озаглавлены "Вежливость". Вежливость, как ее понимает автор, включает в себя несколько составляющих - правдивость, любовь к людям, активное отношение к ним, иными словами, готовность помочь. Вежливость без правдивости, рассуждает опять-таки на общепонятном уровне Фриш, по сути скорее равнодушие или желание угодить и понравиться. Настоящая вежливость предполагает откровенность, критику, ибо только такое отношение заинтересованно, то есть истинно вежливо. Но при этом еще и любовь, потому что иначе правдивость и критика могут унизить собеседника и подорвать его веру в себя. Вежливость заинтересована в человеке. Вежливый "обращается не к звездам, а к людям". Такова и та позиция, которая характерна для автора "Дневника", и та интонация, с которой он ведет разговор. Фриш вежлив.
Через первый его "Дневник" и всю его публицистику этого времени (смотри статью "Культура как алиби", 1949) сквозной нитью проходит размышление о фашизме и о судьбе Германии. Фриш категорически не согласен с Уинстоном Черчиллем, предложившим в одной из речей того времени рассматривать прошлое как прошедшее. Размышления о прошлом связаны для Фриша с мыслями о будущем. Он требует осознать тот небезразличный для будущего факт, что в соседней Германии, стране высокой культуры, "произошли вещи, на которые мы раньше не считали человека способным". Корень рассуждений писателя Фриша - "на что способен человек?". К фашизму в прошлом, к синдрому фашизма в настоящем Фриш непримирим.
Этой непримиримостью дышат и "Три наброска письма" - три помещенных в "Дневнике" варианта так и не отправленного ответа корреспонденту из Германии, обвинившему Фриша в том, что в пьесе "Они поют снова" (1945) он, не будучи участником войны, не сделав ни одного выстрела, судит потерпевший поражение немецкий народ. Но и тогда, когда автора и его читателя (в данном случае зрителя его поставленной в Германии пьесы) разделяют непримиримые политические разногласия, когда "партнеры" - враги и стоят по разную сторону барьера, Фриш не столько обвиняет (эта интонация гораздо более характерна для ответов Томаса Манна на полученные им из послевоенной Германии письма), сколько апеллирует к внутренним сомнениям адресата, пытается размышлять вместе с ним, другими словами, хочет помочь одному из тех миллионов немцев, в руках которых будущее Германии. Фриш и тут вежлив в его особом, общественном понимании этого слова.
Читать дальше