Роман Гари - Псевдо

Доктор Христиансен сказал, что у меня новый приступ действительности и страхи при этом - обычное дело. Он посоветовал отложить встречу с госпожой Ивонн Баби.

Тонтон-Макут разрешил пожить еще в Копенгагене сколько нужно, хотя это ему стоило денег. Я знал, что он делает это не для меня, а в память о моей матери, значит, я ему не должен ничего.

Может, вы заметили, у меня проблемы с хронологией: я возвращаюсь в прошлое до самых катарских младенцев, разбитых о стены Альби, до всяких невинно убиенных, которых куда только не засовывали, хотя ничего оригинального про них уже не скажешь.

Электрошок как метод лечения от реальности в Дании тогда уже не применялся, и мне просто назначили сильные дозы нейролептиков.

Я боялся доберманов в парке, они опасны даже в виде собак.

Мир ждал, задерживал дыхание, и его слышал я один, и, значит, сам я дышал легче, и от мадам Ивонн Баби не было никаких вестей.

Раз в день мне разрешали на час покидать клинику, и я слетал в Барселону записаться в интернациональные бригады, но там меня ждало ужасное потрясение: неконтролируемые элементы выкопали мумии монахинь на монастырском кладбище и возили их на карнавальных повозках для разоблачения атеизма. Я был настолько не готов к подобному приему, что разорался и прибежал назад в клинику.

Меня по-прежнему мучили гуманитарные мысли, надежда на рождение и ужас от конца. Каждое утро я слал в США ученому, открывшему гарантированно лишенный наследственности искусственный ген, профессору Уоллу, неотправленную телеграмму и спрашивал, как поживает его подопечный.

Доктор Христиансен опять посадил меня на галоперидол, и тогда галлюцинации, хотя и не исчезли полностью, приняли менее тягостную для всех форму.

Меня отпустили на концерт квартета Мерк. Сначала все шло хорошо, но ближе к середине я заметил, что виолончель растет на глазах, и вдруг она треснула, и оттуда появился выводок мандолинок, а, Бог знает почему, не виолончелек, как полагалось бы по логике вещей, и все они кричали: "Папа, помоги, не хочу рождаться, на помощь!" - и тут налетел рой фараонов с дубинками, заметался по залу, сгрудился вокруг меня, и я заорал, потому что совесть моя была нечиста: я припарковал машину под знаком "стоянка запрещена".

Вот такое было мое состояние, когда Тонтон-Макут объявился в Копенгагене. Ему сообщили, что у меня ухудшение, и он специально приехал меня повидать. У него было более старое и отсутствующее лицо, чем в прошлый раз. Он еще более походил на себя. Он сел рядом со мной, с сигарой в зубах, даже не сняв шляпу и пальто, он иногда сидит так даже дома, - может быть, чтобы успокоиться, убедить себя, что он дома только проездом.

- Ну, как дела, не очень?

- Извини, что стою тебе много денег.

- Не имеет значения.

Казалось, он говорит искренне. Ведь его родители - актеры.

- Говорят, ты закончил новую книгу.

- Ну.

- Ты очень талантливый человек.

- Наверно, это наследственное. Он сосал сигару.

- У тебя великолепная критика.

- Не у меня, а у книги. Можно быть полной сволочью и писать отличные книги.

Он не вздрогнул. Невозмутимый, далекий человек, ставший собой так давно, что это его уже не пугало: Он устроился.

- ...иногда у меня идет кровь, но это оттого, что я, когда пишу, часто царапаюсь.

- Честно говоря, когда я тебя читал, у меня часто сжималось сердце...

- Еще бы, все-таки книга про удава.

- Я говорю о новой.

- Думаешь, они меня... найдут?

- Ну и что? Не вижу, чего ты стыдишься. Сейчас же не средневековье. Мы с тобой одной крови, ты и я.

На секунду во мне возникла надежда. Но он не признается. Хватит ему ответственности.

- То есть?

- Общие предки со стороны матери. И потом посмотри на меня.

- Чего на тебя смотреть. У тебя теперь голова как в телевизоре. Он засмеялся:

- Видишь, я же говорил тебе, что у тебя ясный и твердый ум...

Не знаю, за что я его все время наказывал. Может быть, потому, что под рукой всегда оказывается как бы вроде кто-то. А настоящий виновник демонстрирует свое отсутствие. И тогда мы хватаем того, что поближе.

- А теперь, Тонтон, скажи: "После всего, что я для тебя сделал..."

- Я ничего для тебя не сделал. Если что и делал, то ради твоей матери...

Я сжал кулаки. Ходит вокруг да около, подлец. Осторожничает, держит дистанцию, все время вне любви.

В конце концов, сейчас время посредников. Думаю, я гораздо меньше нуждался бы в нем, если бы верил в Бога. Было бы на кого все сваливать.

Уверен, что они спали вместе.