Бертрам Глас - История розги (Том 2-3)

Заметив, что розги подняты над ней, женщина инстинктивно сжала свои обнаженные ягодицы. Спустя секунду последовал по ним первый сильный удар розог, вызвавший у бедной Гисбэ глухой стон. За первым ударом безостановочно стали сыпаться следующие. Гисбэ была очень закаленная в этом отношении, но в тот день Метелиус сек женщину без всякой пощады. Розги свистали в воздухе и со страшной силой ложились на тело женщины. Вскоре ягодицы стали покрываться красными рубцами, все более и более расширявшимися. Сначала Гисбэ стонала, затем вскоре она стала кричать, а потом молить о прощении, хотя она по опыту знала, что самые трогательные мольбы не останавливали наказания. Господин, действительно, продолжал наказывать ее, не обращая внимания на ее крики и жалобы. Как и предсказал Фаос, по мере причинения страданий невольнице гнев Метелиуса утихал. Стоны, мольбы о пощаде и крики наказываемой женщины доставляли ему удовольствие; он даже стал улыбаться при виде иссеченного розгами крупа молодой женщины. Метелиус продолжал его сечь, но уже более направлял удары розог несколько ниже крупа женщины, которая от страшной боли напрасно сжимала свои ляжки. В глазах Метелиуса показался яростный огонек, и он, конечно, продолжал бы сечь несчастную, пока она не потеряла бы сознания, если бы не отворилась дверь и на пороге не появился бы Фаос.

- Прости, господин, - сказал он дрожащим от волнения голосом, - твой родственник Лициний умер, и говорят, что он назначил тебя своим единственным наследником.

ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ У РИМЛЯН (Продолжение)

Метелиус рассеянно слушал, как писец монотонно читает список оставленного имущества Лициния. Как верно молодому патрицию. Но перечисление всех оставленных ему богатств нисколько не трогало его, если бы не одно обстоятельство, которое являлось последствием этого наследования.

По смерти Лициния, Юлия и ее дочь Цесилия проявили страшную скорбь и в то же время беспокойство. Обе выразили желание немедленно покинуть Рим, чтобы, говорили они, скрыть горе в какой-нибудь глухой и отдаленной деревушке. Метелиус ничего не имел против подобного желания. Но законные формальности требовали присутствия вдовы, а также было необходимо посоветоваться с адвокатами. Юлия так торопилась исчезнуть, что предлагала даже отказаться от своей законной доли наследства. Подобная поспешность сильно интриговала молодого человека; как вдруг в один прекрасный день он, к величайшему своему удивлению, нашел разрешение этой загадки.

Юлия никогда не была законной женой проконсула; она была просто куплена вместе со своей дочерью лет двенадцать тому назад в одном из городов Сицилии. Акт о покупке ее, вполне ясный и законный, был найден при разборе бумаг покойного, и не было никаких следов позднейшего их освобождения. Хорошенькая и ловкая рабыня, без всякого сомнения, сумела мало-помалу добиться, чтобы ее выдавали за законную жену; последнее было еще потому не особенно трудно, что Лициний отсутствовал в Риме продолжительное время, а по возвращении в Рим ни у кого из его близких не было основания подозревать действительность брака. Таким образом, Юлия вполне свободно могла выдавать себя за матрону и пользоваться всеми привилегиями не принадлежащего ей положения, рассчитывая, конечно, исчезнуть, как только будет открыто ее настоящее положение. Внезапность смерти проконсула помешала привести этот план в исполнение. Таким образом, обе женщины по наследству стали рабынями Метелиуса.

Это открытие вызвало страшный скандал в Риме. Матроны, гордые тем, что состояли в законном браке, не могли простить себе, что они принимали как равную особу, которая была только ловкой служанкой, а патрицианки еще более были возмущены, что открыли двери своих домов хитрой рабыне. Друзья, родственники покойного стали умолять Ме-телиуса, чтобы он примерно наказал мать и дочь и отомстил за нанесенное ими оскорбление достоинству римской дамы. Так как они были рабыни, то их и следовало подвергнуть наказанию, назначенному рабыням, т. е. унизительному телесному наказанию.

Метелиус вовсе не нуждался в подобных просьбах и поощрениях, чтобы решиться приказать высечь розгами обеих женщин. Конечно, он разделял горделивое мнение своей касты и понимал, что нужно наказать интриганок, обманувших его семью, но прежде всего он хотел выместить свою личную злобу. Юлия и Цесилия задели его самые святые чувства, нанесли ущерб его самым дорогим интересам, распускали про него дурные сплетни, и вот теперь обе они были в его полной власти, от него зависело подвергнуть их любому наказанию. Наконец его душа могла вволю насладиться местью безжалостной и долгой, сообразно гению расы, никогда не дававшей пощады слабым и побежденным.