Бертрам Глас - История розги (Том 2-3)

С ней часто случалось это; хозяйка крепко ругала ее, била по щекам, но побои не спугивали сна - поплачет после них Аксинья и снова спит.

И вот за дело взялся Васька.

Однажды, когда девица заснула, сидя на диване рядом с пьяным гостем, тоже дремавшим, Васька подошел к ней и, молча взяв за руку, повел ее за собой.

- Неужто бить будешь? - спросила его Аксинья.

- Надо... - сказал Васька.

Когда они пришли в кухню, он велел ей раздеться.

- Ты хоть не больно уж... - попросила его Аксинья,

- Ну, ну...

Она осталась в одной рубашке.

- Снимай! - скомандовал Васька.

- Экой ты озорник! - вздохнула девушка и спустила с себя рубашку.

Васька хлестнул ее ремнем по плечам.

- Иди на двор!

- Что ты? Чай, теперь зима... холодно мне будет...

- Ладно! Разве ты можешь чувствовать?..

Он вытолкнул ее в дверь кухни, провел, подхлестывая ремнем, по сеням и на дворе приказал ей лечь на бугор снега.

- Вася... что ты?

- Ну, ну!

И толкнув ее лицом в снег, он втиснул в него ее голову для того, чтобы не было слышно ее криков, и долго хлестал ее ремнем, приговаривая:

- Не дрыхни, не дрыхни, не дрыхни...

Когда же он отпустил ее, она, дрожащая от холода и боли, сквозь слезы и рыдания сказала ему:

- Погоди, Васька! Придет твое время... и ты заплачешь! Есть Бог, Васька!

- Поговори! - спокойно сказал он. - Засни-ка в зале еще раз! Я тебя тогда выведу на двор, выпорю и водой обливать буду..."

ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ В СЕМЬЕ И ШКОЛЕ

Весьма редко бывает, чтобы волнения от половой зрелости, которые появляются зачастую гораздо раньше появления у девушки менструаций, не выражались у молоденькой девочки приступами свирепости, жестокости, степень которой зависит от состояния ее здоровья, от той среды, в которой она живет, и от природных ее наклонностей.

Обыкновенно еще недавно милая, пугливая и кроткая девочка превращается в этот период в существо своевольное, скрытное, злое, с неожиданными вспышками гнева, с порывами странными и непредсказуемыми.

Подобные вещи обычно проходят с наступлением зрелости, но у некоторых они внедряются глубоко и способны проявиться позднее, когда наступит настоящее чувственное волнение. У большинства же, наоборот, они пропадают бесследно.

Временный садизм и мазохизм - явления вполне обыденные в жизни как девочки-подростка, так и юноши.

Если заняться исследованием детей поближе, суметь познать их внутреннюю жизнь, угадать то, что они скрывают от своих родителей, мы откроем примеры довольно любопытных волнений страсти, которые терзают столько юных умов.

Пока мы займемся только наблюдениями над девочками, оставив мальчиков в стороне.

Вот несколько примеров садизма и мазохизма у девочек, наблюдавшихся в период, предшествующий наступлению половой зрелости.

Генриетта, семи лет, очень нежная, очень добрая, любящая животных, к некоторым из них проявляет ненависть без всякой видимой причины, происходящую просто из инстинктивной у нее потребности к временной жестокости. Она запирается в комнате с кроликом, у которого она вырывает шерсть и подбрасывает его высоко в воздух. Раз она так подбросила его, что он ударился об стену и расшибся до смерти. Увидав это, девочка остолбенела и затем разразилась горючими слезами, вполне искренно оплакивая гибель своего друга. Или она берет кошку и начинает вдруг немилосердно ее колотить.

Мария, восьми лет; вместе с нею, на время вакансий, живет ее маленькая кузина четырех лет, которую ей доверяют, так как знают, что она любит детей и очень серьезного характера. И вот она все время, которое проводит с кузиной наедине, употребляет на то, чтобы пугать и тиранить ее. То она грозит утопить ее, то она ставит ее в угол или жестоко сечет розгами за воображаемые шалости.

Когда ее ловят и спрашивают, почему она так дурно обращается с малюткой, девочка не может объяснить своего поведения. Она не знает, почему один вид кузины толкает ее невольно на совершение жестоких поступков.

Женевьева, девяти лет, внезапно стала мазохисткой, постоянно волнуемой потребностью причинить себе боль, испытать на себе тысячи всевозможных мелких истязаний. Она собирает вокруг себя подруг, чтобы показать им, с каким она искусством запихивает себе в кожу восемь или девять булавок, причем кровь не течет. Прокалывает себе гвоздем руку и т. п. Наконец в один прекрасный день она держит пари с подругами, что новым перочинным ножиком, один вид которого приводит ее в восторг, она порежет концы пальцев на обеих руках, причем так, что пойдет кровь, и она проделывает подобную штуку.