Дафна Дю Морье - Голодная гора

– Фанни-Роза Флауэр, – говаривала его мать, значительно покачивая головой, – вот через кого в жилы Бродриков вошла дурная кровь.

А бедный, бедный Джонни… Его церемониальные шпаги до сих пор висят в библиотеке над камином. Джон-Генри, когда приедет домой, непременно снимет их и вычистит, так что они снова заблестят, и Джонни в своем гробу не будет чувствовать себя забытым.

– Понадобится немало времени, – говорила ему мать, – чтобы снова привести все в порядок. К тому же придется покупать мебель для нового крыла.

– Ну и пусть, это не важно, – отвечал Джон-Генри, – даже если на это уйдет вся жизнь.

Не важно, что там немыты полы, а в углах висит паутина, все равно это его земля, его царство. Спорт, развлечения… Подумать только, что тетю Лизетт занимают подобные вещи.

У него будут вальдшнепы и зайцы на острове Дун, бекасы на Килинских болотах, килига в заливе и форель в озере на Голодной горе. Ему не нужно никаких других соседей, кроме жителей Дунхейвена, а если ему удастся убедить пастора и католического священника забыть свои разногласия и разделить с ним воскресную трапезу из холодной свинины, ну что же, он будет считать, что сделал для будущего своей страны все, что возможно.

Скучные мили остались позади, перед ним лежал перевал, дикий и каменистый, где в щелях между гранитными скалами, громоздившимися по краю дороги, пробивались кусты вереска и дрока. Именно здесь и ехал Медный Джон в почтовой карете в тот день, когда был подписан контракт с Робертом Лэмли на разработку медных копей, а сам Роберт Лэмли, мрачный и исполненный важности, возвращался из своего одинокого жилища в Данкруме в замок Эндрифф, который теперь лежал в развалинах, разрушенный до основания мятежниками. Эта жестокая вражда – к чему, зачем и для чего? В который раз, снова и снова Джон-Генри думал, зачем людям надо проливать кровь, в то время когда распускается вереск, благоухает дрок, а вальдшнепы со свистом ныряют в траву на болоте?

Он немного снизил скорость, так как дорога сильно сузилась, и, завернув за поворот, увидел перед собой на дороге баррикаду, построенную из наломанного вереска и проволоки, а рядом с ней человека с винтовкой. Джон-Генри медленно подъехал к баррикаде и выключил зажигание. Человек не двинулся с места, только взял его на прицел и, сунув два пальца в рот, пронзительно свистнул. Тут же к машине спустились с полдесятка людей, которые прятались за валунами, лежащими вдоль дороги. Все они были вооружены. Джон-Генри никого из них не знал. Один из них, по-видимому командир, подошел к машине и наклонился над дверцей.

– Ваше имя? – коротко спросил он.

– Джон-Генри Бродрик.

– Куда направляетесь?

– Домой, в Клонмир, это недалеко от Дунхейвена.

– В войну служили в королевском флоте?

– Да.

– Ваши политические убеждения?

– У меня их нет.

– Ночь вы провели в отеле «Метрополь» в Слейне?

– Да.

– Хорошо. – Он сделал знак головой двум своим подчиненным. – Мне придется попросить вас выйти из машины.

– Для чего?

– Это наше дело. Вам не причинят вреда, если вы будете вести себя спокойно. Но если вздумаете валять дурака, живо получите пулю между лопатками.

– Что вы собираетесь делать с моей машиной?

– Вы ее больше не увидите. Машина для нас слишком большая ценность.

Человек в первый раз усмехнулся. Джон-Генри пожал плечами.

– Меня предупреждали, чтобы я не показывался на дорогах в автомобиле, так что мне некого винить, кроме самого себя. Ну что же, берите. А что делать мне?

– Стойте спокойно, пока мы не завяжем вам глаза. Еще раз говорю, мы не причиним вам вреда. Теперь руки за спину. Тим, ты знаешь, что делать, если он вздумает шутки шутить.

Как глупо, что он попался в эту ловушку! Говорили же ему в Слейне, что безумие ехать по дорогам на машине. А теперь его, вероятно, пристрелят и оставят валяться где-нибудь в горах. Больше всего его сердило то, что он потерял машину. Старый друг, верный товарищ, а теперь эти безумцы будут гонять ее почем зря и в конце концов разобьют. Разумеется, нет ни малейшей надежды получить ее когда-нибудь назад. Проклиная про себя все на свете, он шел, спотыкаясь о кусты вереска и камни, в сопровождении двух конвойных. Пройдя, должно быть, мили три, а то и больше, одному Богу известно, в каком направлении, они остановились, послышался звук отворяемой двери, кто-то что-то сказал тихим голосом, и у него сняли повязку с глаз и развязали руки. Он увидел, что стоит на земляном полу в заброшенной хижине. В одном углу лежала куча соломы, крохотное окошечко было заткнуто тряпками, в очаге еще оставались холодные головешки и зола.