Валентина Немова: Лишний вес

Ссора двух женщин на взаимоотношения их мужей никак не повлияла. Поведала мне Дарья Дмитриевна, когда мы с нею помирились, еще одну историю о том, как однажды Иван Семенович выручил из беды Дениса Антоновича.

Ненашев был старше Чижовкина на два года. Но писать, как я уже говорила, стал позднее своего друга. Тем не менее, очень скоро в этом деле превзошел его. Раньше, чем Денис, добился признания. Вместе с этим пришло и материальное благополучие. Ненашев писал быстро, Чижовкин — медленнее. Как-то, заключив договор с одним из издательств, не смог Денис Антонович вовремя сдать в печать рукопись, хотя ему был уже выдан аванс. От Чижовкина потребовали, чтобы он вернул полученные деньги. А их уже не было. Они были потрачены. Домой к Денису Антоновичу заявились финансовые инспекторы и описали имущество. И тут на помощь ему пришел Иван Семенович. Одолжил другу необходимую сумму. Чижовкиных оставили в покое. Когда жены писателей ссорились, Дарья Дмитриевна напомнила Дине Григорьевне об этом случае, но та заявила: происшествие это абсолютно ничего не доказывает…

***

Теперь о том, как обстояли мои дела в то время, когда, опекаемая Иваном Семеновичем, жила я в областном центре.

Мой рассказ, вошедший в один из номеров сборника "Молодые" за 1964 год, понравился читателям. Я присутствовала на обсуждении этого номера в союзе писателей и была крайне удивлена, когда читатели проголосовали за то, чтобы этот рассказ был признан лучшим из всех произведений, напечатанных в этом издании. Выступая перед собравшимися, пожилая писательница Лидия Роднина (фамилия вымышленная) сказала:

— Пора, наверное, уже не молодым учиться у маститых, а маститым у молодых. — Это было уже слишком. В сборник вошли стихи и рассказы хорошо известных в области авторов, в том числе один рассказ Ивана Семеновича. Мне было приятно и в то же время неприятно слышать похвалу в свой адрес. Я чувствовала: обруганные Родниной писатели не простят сказанного пожилой женщиной обо мне, не ей не простят, а мне…

Когда Лидия Степановна хвалила меня, я готова была сквозь землю провалиться. Чтобы признанные, опытные учились у меня, у начинающей. В том числе Ненашев: Бред какой-то! Могла бы похвалить. Но зачем сравнивать? К этому времени я успела прочитать все написанное Иваном Семеновичем и оценила его творчество по достоинству. Мне хотелось заявить об этом во всеуслышание, но я молчала. Кто я такая, чтобы защищать лучшего в области писателя?! Молчали и посрамленные Родниной поэты и прозаики…

Вскоре после этого выступления писательницы, которая могла бы много сделать для меня, ничего не потребовав с моей стороны за эту помощь, не стало…

Тогда и пришлось мне расплатиться за комплименты, сказанные ею в мой адрес.

Второй рассказ, который отдала я на суд писателей области, был менее удачным, чем первый. До него писала я пьесу "Семья". Посмотрев ее, Чижовкин сказал, что зря решила я заняться драмой. Это, мол, самый трудный жанр. К тому же произведения этого жанра не пользуются спросом у читателей. И посоветовал мне переделать пьесу в рассказ: "Надо учиться писать рассказы…" Как послушная ученица, я занялась переделкой. Получилось у меня что-то уму не постижимое. И вот эту вещь, не подумав о последствиях, я отдала в союз. Ивана Семеновича в этот момент в городе не было. По какому-то делу его вызвали в Москву. Рецензировал мою работу Ковров. Ну, уж отомстил он мне за то, что ему досталось от Родниной. Рассказ, выкроенный из пьесы (а в ней, как и положено по требованию жанра, было четыре акта), получился очень длинный, а рецензия на него еще длинней. Я изучила ее досконально, прочитав несколько раз. Но Николаю Давыдовичу этого показалось мало. Решил он высечь меня еще и публично. Как говорится, "раздолбал" на заседании писателей области. Мне оставалось, выслушав критику в свой адрес, пойти и утопиться. Не знаю, что было бы со мной, если бы Иван Семенович, уже вернувшийся из Москвы, не заступился за меня. Что он сказал в мою защиту?

Он сказал, что зря писатели ополчились против меня. Об этой вещи рано пока судить. Она просто-напросто еще не сделана. И сделать ее автору, которому только-только исполнилось тридцать лет, удастся не скоро.

— Даже я, — признался Ненашев, — не решился бы писать на тему, которую пытается поднять Валентина. Ей, начинающей, следовало бы учиться на простеньких сюжетах. А она берется за сложные. Ей, видимо, неинтересно говорить о пустяках. Это похвально. Это главное. Остальное придет с годами, с возрастом.