Валентина Немова: Любить всю жизнь лишь одного

— Товарищи! Вам придется встать!? не найдя другого способа заявить о себе как об учителе, приказывает она чужим, непослушным голосом.

— Ого-о-о!? Прокатилось по классу. Загремели стулья. Парни и девушки смущенно подталкивая друг друга (за столами их было по 4–5 человек) с сомнением на лице поднялись, притихли. Кто-то за последним столом громким голосом произнес:

— Два года назад я учился с ней в одной дневной школе. Я в седьмом, она в десятом. Когда она успела? Вот это да…

— Здравствуйте!? не забыла сказать Юлия и, в свою очередь, изумилась, как дружно ответили они ей и сели только тогда, когда она позволила. Сердце колотилось где-то в горле, как на бегу во время спортивных соревнований. Но голова работала как будто независимо от него. Юлия назвала свое имя и отчество и, усевшись на краешек стула за уголок стола, принялась выкликивать учащихся но списку. Список был длинный, на двух страницах в клетку. Когда разобрала и правильно прочитала последнюю фамилию, сердце успокоилось, ноги в коленях перестали дрожать. Только листочек с планом урока не давался в руки. Но вот наконец и он покорился. И Юлия начала: "Я в первый раз жалею о том, что природа не дала мне поэтического таланта, ибо в природе есть такие вещи, о которых грешно говорить смиренной прозой"…

Класс затаил дыхание. Все глаза, разноцветные, но с одинаковым выражением, пытливые, чуть восхищенные, немного недоумевающие (никак не могут согласиться, что она, такая молодая,? учительница) смотрят на нее.

А она говорит, говорит… Опять волнуется. Но это уже какое-то совсем иное волнение, не то, что она испытывала перед уроком, на парализующее, а мобилизующее всю ее энергию, радостное, вдохновляющее, доселе не испытанное ею. Говорила бы, говорила… Только сильно пересыхает во рту. И большая стрелка квадратных часов над доскою очень быстро, толчками движется по кругу. Скоро раздастся господствующий над всеми в любой школе звонок. Звонок с урока…

— Теперь запишем кое-что в тетради,? сказала Юлия уже вполне спокойно, мягко, вовсе не приказным тоном, но ученики поспешно, словно по команде, раскрыли тетради, прямо-таки схватили ручки. Они признали ее учительницей, смирились с ее молодостью. А среди них есть и немолодые, бывалые. Вон тот мужчина в углу у окна. Чуб упал на лоб, открыв седую прядку. Он тоже подчиняется ей, разве что смотрит на нее не так, как все. Несколько покровительственно и снисходительно, как старший брат.

Рабочие… Какие это замечательные люди! Как она боялась, что они встретят ее в штыки, начнут испытывать на первом же уроке и она, опростоволосившись, вылетит из класса, как пробка из бутылки, вышибленная сильным ударом…

И вот все опасения позади. Ни одного замечания за 45 минут. Все отлично, все прекрасно.

— Работа

Я открыла дверь в учительскую. Травина?! Зачем она здесь?

Сердце ответило громким стуком.

Травина повела головой в мою сторону. Я заставила себя сказать ей: "Здравствуй!"? и быстро прошла в комнату, смежную с учительской. Села.

Травинка здесь. Значит, ученики ходили к директору жаловаться на меня. Он вызвал ее из отпуска по беременности! "Спасать положение".

Вот как меня встретила школа… В которую я так рвалась. Сейчас она залита ровным, мирным шумом. Это не детская школа, где на переменах ребятишки с гиканьем носятся по этажам. Здесь учащиеся кучками стоят у подоконников, не прячась курят на лестничных площадках. Рокочут мужские голоса, взвиваются женские. Сталкиваясь с мужскими, женские разбрызгиваются в смех.

Когда прозвенит звонок, ученики побросают недокуренные папиросы и быстро разойдутся по классам. Тихие, опустевшие коридоры будут напоминать русла пересохших рек.

В кабинетах ученики займут свои места. У каждого из них в классной комнате есть свое место. Только у меня его там нет.

И они не хотят, чтобы я занимала место Травиной. Даже временно Они не хотят! "Вы диктуете непонятно! А вот наша Нина Гавриловна диктует!"…

Я знаю, как она диктует. По слогам! Я не хочу "диктовать понятно". Я хочу понятно объяснять!

Наша Нина Гавриловна…

Я знаю ее.

Я работала с ней вместе два года назад. Тогда, весной, перед проверкой экзаменационных сочинений директор сказал нам:

— Будьте честными, но не скупитесь.

И Травина не скупилась. Она соскоблила лезвием и "сдула" все "лишние" ошибки своих учеников.

Травина и мне предложила заняться тем же. Я отказалась. Тогда она сказала мне:

— Ты меня на три года глупее!