Айн Рэнд - Мы живые

– Как я уже сказал, существует две фотокопии. Только лично у меня нет ни одной.

– Что… что ты сделал…

– Они находятся в руках двух моих друзей, которым я могу доверять. Всякая попытка вычислить их имена будет бесполезной. Мы с тобой не первый день знакомы, и ты знаешь, что меня не запугать камерой пыток ГПУ. Условия таковы: если что-нибудь случается со мной до освобождения Льва Коваленского – фотокопии пересылаются в Москву. То же самое будет сделано в случае, если что-нибудь случится с самим Львом Коваленским после его освобождения.

– Ты чертов…

– Ты не заинтересован в том, чтобы фотокопии попали в Москву. Твой друг будет не в состоянии спасти ни твою, ни свою шкуру. Не беспокойся… я не буду очень докучать тебе. Тебе только нужно освободить Льва Коваленского и замять это дело. Ты никогда больше не услышишь об этих фотокопиях и никогда больше не увидишь их.

Серов достал платок и вытер пот со лба.

– Ты лжешь, – прохрипел он. – Ты не делал никаких фотокопий.

– Возможно, – заметил Андрей. – Хочешь рискнуть?

– Садись, – приказал Серов, опускаясь на диван.

Андрей примостился на краю стола и скрестил ноги.

– Послушай, Андрей, – начал Серов. – Давай обговорим все по-деловому. Согласен, все козыри у тебя в руках. Но все-таки ты понимаешь, о чем просишь?

– Тебе это под силу.

– Господи, Андрей! Ведь дело такое серьезное, и мы развернули широкую пропагандистскую кампанию, газетчики набирают статьи…

– Остановите их…

– Но каким образом? Как я смогу обратиться к моему другу? Что я ему скажу?

– Меня это не касается.

– Но после того, что он сделал для моего спасения…

– Не забывай, что это также и в его интересах. Может быть, у него в Москве и есть друзья. Но также у него, возможно, есть и враги.

– Послушай…

– А когда членов партии уже не выгородить, с ними поступают гораздо круче, чем с любыми спекулянтами. Тоже неплохой предмет для очередной кампании.

– Андрей, кто-то из нас двоих сошел с ума. Я не могу понять, почему ты хочешь, чтобы Коваленского выпустили?

– Это не твое дело.

– Но если ты записался в его ангелы-хранители, тогда какого черта ты начинал все это дело?

– Ты же сам сказал, что я извлек из этого урок.

– Андрей, неужели в тебе не осталось никакого уважения к партии? Нам нужно нанести сокрушительный удар по спекулянтам именно сейчас, когда дела с продовольствием плохи и…

– Меня это больше не касается.

– Ты подлый предатель. Предоставляя материалы своего следствия, ты же сказал, что письмо существует в единственном экземпляре.

– Вероятно, я тогда солгал.

– Послушай, давай поговорим как разумные люди. Папироску?

– Спасибо, не хочу.

– Давай поговорим как друзья. Я приношу свои извинения и беру назад все, что я здесь наговорил. Не обижайся на меня, но ты же понимаешь, что от всего этого можно немного свихнуться. Ты ведешь свою игру, я – свою. Я допустил оплошность, но мы с тобой оба не ангелы. Мне кажется, мы поймем друг друга. Мы были хорошими друзьями, с самого детства, помнишь? Мы можем договориться.

– О чем?

– У меня есть к тебе, Андрей, неплохое предложение. Этот мой друг сможет сделать очень многое, шепни я ему на ухо пару слов. Я полагаю, ты догадываешься, о чем я говорю. У меня достаточно компромата, чтобы его поставили лицом к стенке. Должен тебе сказать, ты успешно осваиваешь правила этой игры. Надеюсь, мы понимаем друг друга. Сейчас я тебе все объясню. Твое положение в партии завидным не назовешь. Думаю, ты осознаешь это. Тем более после твоего вчерашнего выступления. Тебе нелегко придется во время следующей чистки.

– Я понимаю.

– Тебя, наверное, исключат из партии.

– Скорее всего.

– Как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой заключили сделку? Ты перестаешь заниматься этим делом, а я похлопочу о том, чтобы тебе не только сохранили партийный билет, но и предоставили любую, по твоему выбору, должность в ГПУ и определили такую зарплату, которую ты захочешь. Все по-тихому, и никакой личной неприязни. Что поделать, надо и о себе подумать. А мы с тобой можем крепко помочь друг другу. Что ты на это скажешь?

– С чего ты взял, что я хочу остаться в партии?

– Андрей!..

– Тебе незачем помогать мне при следующей чистке. Тебя не должно касаться, выгонят меня из партии, расстреляют или меня переедет грузовик. Понятно? Но не смей трогать Льва Коваленского. И позаботься о том, чтобы никто другой его пальцем не тронул. Независимо от того, что со мной случится, береги его как зеницу ока. Не я, а ты его ангел-хранитель.