Айн Рэнд - Мы живые

– Добрый день, товарищ Таганов, – обратился к нему Павел.

– Добрый вечер, товарищ Серов, – ответил Андрей.

– Собираешься попутешествовать, Андрей?

– Нет.

– Охотишься на мешочников?

– Нет.

– Тебя перевели в транспортный отдел ГПУ?

– Нет.

– Ну, рад тебя видеть. Ты редкая птица. Так занят, что не находишь больше времени для старых друзей? Хочешь семечек?

– Нет, спасибо.

– Не имеешь такой дурной привычки? Ты, по-моему, правильный во всех отношениях. Никаких грехов, кроме одного, да? Рад, что тебя заинтересовал этот старый вокзал, мой, так сказать, второй дом. Ты здесь уже около часа, не так ли?

– Будут еще какие-нибудь вопросы?

– У меня? Я тебя ни о чем не спрашивал. Какие у меня могут быть к тебе вопросы. Просто я хотел, так сказать, по-дружески пообщаться с тобой. Обязательно нужно общаться с кем-нибудь, если не хочешь прослыть индивидуалистом. Почему бы тебе не заскочить ко мне в гости, пока ты в этих краях?

– Может быть, зайду, – проговорил Андрей. – До свидания, товарищ Серов.

Серов стоял нахмурившись, между зубов у него застряла семечка. Он проводил взглядом спускавшегося по лестнице Андрея.

Продавец вытер нос рукой. Промокнув краем передника оставшиеся на горлышке бутылки подтеки льняного масла, спросил:

– На сегодня все, гражданин?

– Все, – ответил Андрей Таганов.

Продавец, оторвав кусок газеты, завернул бутылку; на бумаге проступили жирные пятна.

– Как идет торговля? – поинтересовался Андрей.

– Отвратительно, – ответил продавец, пожимая плечами, на которых, как на вешалке, болтался старый синий свитер. – Вы первый покупатель за последние три часа. Рад слышать человеческий голос. Целый день ничего не делаю, только гоняю мышей.

– Да, невесело. Терпите убытки, наверное?

– Кто – я? Магазин принадлежит не мне.

– В таком случае, мне кажется, вы скоро останетесь без работы. Хозяин сам будет выполнять обязанности продавца.

– Кто? Мой шеф? – Продавец издал хриплый смешок; широко раскрыв рот, он выставил напоказ два своих сломанных почерневших зуба. – Никогда в жизни. Хотелось бы посмотреть, как элегантный товарищ Коваленский взвешивает селедку или льняное масло.

– При такой торговле всю его элегантность скоро как рукой снимет.

– Кто знает, – вздохнул продавец.

– Все может случиться, – заметил Андрей Таганов.

– С вас пятьдесят копеек, гражданин.

– Держите. До свидания.

У Антонины Павловны были билеты на новую балетную постановку в Мариинский театр. Это представление давалось для членов профсоюза, и Морозову в Пищетресте дали билеты. Но поскольку он был равнодушен к балету, да к тому же его ждали на каком-то школьном собрании с докладом по вопросу пролетарского распределения продовольственных товаров, он отдал билеты Антонине Павловне. Она пригласила с собой Лео и Киру. «Конечно, это будет революционный балет, – объясняла она, – красный балет. И вы, конечно, знаете мое отношение к политике, но нужно иметь широкие взгляды на искусство, как вы считаете? В конце концов, это интересный эксперимент».

Кира отказалась, и Лео пришлось идти с Антониной Павловной одному. На ней было зеленое, вышитое золотом платье, слишком тесное в талии. В руках Антонина Павловна держала перламутровый бинокль на длинной позолоченной ручке.

Кира договорилась о свидании с Андреем. Но когда она вышла из трамвая и направилась по темным улицам к дворцовому саду, она почувствовала, как ноги ее наливаются свинцом, а напряженное неподатливое тело начинает сопротивляться; казалось, будто она идет против сильного ветра. Ее плоть напоминала ей о том, что она старалась забыть, – о прошлой ночи, похожей на ее первую ночь, проведенную в серебристо-серой комнате, в которой она вместе с Лео прожила уже более трех лет. Тело ее ощущало чистоту и святость; непослушные ноги пытались удержать ее от приближения к тому, что казалось кощунством, потому что она страстно желала этого, и в то же время именно в этот вечер ей не хотелось желать этого. Наконец Кира поднялась по высокой темной лестнице. Андрей открыл дверь.

– Андрей, сделаешь для меня то, о чем я тебя попрошу?

– Прежде чем тебя поцеловать?

– Нет, потом. Своди меня сегодня вечером в кино.

– Хорошо, – сказал Андрей, поцеловав Киру. Лицо его не выражало ничего, кроме неизменной радости от встречи с ней.

Они вышли вместе, под руку. Под ногами скрипел только что выпавший снег. На холщовых афишах трех самых больших кинотеатров на Невском красными буквами было написано: